— До чего
же ты бываешь настырен… — протянул он. — Ладно, ответить — ты
можешь представить Крийона в заговоре?
— Господь
с тобой, Генрике, он для этого слишком прост! — скривился в
пренебрежительной гримасе шут.
— А этот
чем отличается? — король требовательно уставился на Шико. — В своей
глуши он упростился до примитива, стал прям как пика… правда, так
же надежен. Франсуа повезло, —вздохнул Генрих и украдкой смахнул
слезы. — Наверное, это хорошо, что у моего брата теперь тоже есть
свой Крийон. Лучше бы у меня, но чего уж там… Ах, Жорж, Жорж, —
почти простонал король. — Как ты мог?!
Шико
решительно шагнул к королю, положил руку ему на плечо:
— Ну,
полно, Генрике, — с грубоватой заботой произнес он. — Блуа ответит
за предательство, и ты даже сможешь полюбоваться, как скатится с
плеч его голова…
— Нет,
шут, нет! — король резко отстранился. — Я не пойду. Хочу запомнить
его таким, каким он был когда-то. И тебе запрещаю! Понял?! А теперь
оставьте меня все, я хочу помолиться.
Пажи,
лакей и гасконцы из Сорока Пяти торопливо выскочили за дверь, и
только Шико по старой привычке остался на месте.
— Я
сказал — «все»! — возвысил голос король.
Шут уже
знал этот тон и понял, что лучше подчиниться.
***
Александр
де Бретей, о котором так много говорили в кабинете короля, решал
сложную задачу: как одновременно сказать Жоржу, что у них есть
целых двадцать три дня на следствие, и сообщить, что король
все-таки вынес ему приговор. А еще надо было думать, как не подать
вида при сыновьях Жоржа, что жизнь их отца висит на волоске, как
внушить надежду мадам Аньес и поддержать друга.
Больше
всего на свете Александру хотелось остаться в Париже и лично
провести расследование, но он слишком хорошо понимал, что мадам
Екатерина станет соблюдать соглашение лишь в том случае, если он
будет находиться подле ее младшего сына.
И потому
Александр непринужденно улыбался, рассказывал Филиппу, как много
интересного его ждет в качестве суверенного государя, делился
опытом ведения судебных дел — особенно последнего, которое дошло
даже до короля Генриха… «Да-да, Филипп, не было там никакого
колдовства, можете спросить об этом вашего отца — он вам все
разъяснит. Колдовство — это либо суеверие и невежество, либо
откровенное мошенничество, либо попытка свести счеты… Четвертого не
дано. Если вам скажут, что кто-то виновен в колдовстве, ищите
корысть — материальную или иную. Корысть, Филипп, или глупость»…
Говорил о том, что финансы — основа правления и это вовсе не так
скучно, как кажется. Тут они немного поспорили с Жоржем к восторгу
любопытного Армана — Филипп проявлял интерес более
сдержано.