Два дня
пролетели слишком быстро, а Жорж не любил прощаться. И все же он
сказал сыновьям несколько добрых слов, присовокупив, будто не
сомневается, что они проявят свои лучшие качества, обнял и
расцеловал жену, а потом по-братски прижал к груди Александра. Но
того не оставляло ощущение, будто Жорж уже не здесь. Он хорошо знал
этот взгляд. Так смотрят солдаты и офицеры, готовясь к безнадежной
схватке, к схватке, в которой они, возможно, и покроют себя
бессмертной славой, но из которой у них почти нет шансов
выйти.
От этих
мыслей хотелось стонать, но Арман и Филипп не должны были ни о чем
догадаться, и потому Александр старательно изображал радость и
оживление. «Дорога — это настоящее приключение» — говорил он, и у
Армана от предвкушения горели глаза, и даже Филипп улыбался,
становясь похожим на обычного мальчишку.
К
удивлению Александра, на воротах ему не пришлось предъявлять
пропуск на Аньес с сыновьями, оказалось достаточно его собственного
пропуска. Как догадался рувард, дело было не в сочувствии
стражников опальному принцу и его семье, и не в ротозействе. Просто
никто даже помыслить не мог, будто знатная дама, принцесса, может
путешествовать в окружении сотни солдат в простой карете без
гербов, которую стражники приняли за карету фламандского посланца.
И все же на всякий случай рувард отдал пропуск мадам
Аньес.
В Нейи
они расстались, и так сделав изрядный крюк. Братья всплакнули при
расставании, но уже через час Филипп с нетерпением погонял коня. Он
был принцем, его ждала бабушка и жизнь была прекрасна!
Его
старший друг не был в этом уверен.
***
Александр де Бретей стоял перед
принцессой Блуасской, ожидая разрешения сесть. Жорж был прав — его
встретили неласково, а уж после известия о событиях в Париже
неласковый прием превратился в откровенную враждебность.
За прошедший год его наставница почти
не изменилась, но взгляд, полный тревоги и волнения, но
непроизвольно нахмуренный лоб добавляли к ее годам несколько
лет.
Подданный и регент короля Франциска
только что закончил рассказ о сложном положении, в котором очутился
ее сын после навета Монту. Принц Релинген, ради спасения семьи,
добровольно отказался от статуса независимого принца и теперь был
совершенно беззащитен перед охваченным страхом преследования
королем. Еще был мальчик, внезапно оторванный от семьи и родного
дома — уставший, растерянный, знающий только, что отныне ему
придется принять на себя управление далеким княжеством, в котором
он никогда в жизни не бывал.