- Блин, надо было дома подкраситься, - она наклонилась голову,
исподлобья глядя на собственный пробор. Который был уже не чисто
чёрного цвета – если приглядеться, то вполне можно различить
медно-рыжеватую линию волос.
- Зачем? – флегматично спросила Женя, глядя зачем-то в дальний
угол, где не было абсолютно ничего интересного.
Таня покосилась на неё, как на идиотку, но ничего не ответила.
Только спросила:
- Ты в какую команду будешь записываться?
На линейке им велели до завтра решить, кто и чем спортивным
будет заниматься ближайшие три недели.
Женя пожала плечом. О командах думать отчего-то не хотелось –
если уж вспоминать линейку, то больше хотелось думать о том
темноволосом парнем с очень светлыми глазами, который на неё
пялился. Хотя не сказать, чтобы Женя любила, когда на неё кто-то
там пялится.
- А я на баскетбол, наверное, - задумчиво протянула Таня. И,
вольготно потянувшись, едва-едва не нырнула спиной прямо в
распахнутое окно. Но в последний момент успела уцепиться в край
подоконника. Громогласно и неразборчиво выразившись по этому
поводу. И очень сильно округлив глаза.
Женя засмеялась. Кажется, прыснули даже Милана с Вероникой. Чем
Таня осталась вполне себе довольна. Она сложила руки под грудью и
прислонилась щекой к оконному косяку.
- Ты там как Вождь из «Пролетая над гнездом кукушки» будешь, -
съязвила Женя, намекая на скромные габариты сестры в рамках
баскетбола. Да и не только там.
- Да, - с готовностью не расслышала сарказма Таня. – Он там
самый умный был. И в конце один и освободился.
***
Максим глазел в серо-зелёный потолок. Если память ему не
изменяет, то днём он был белым – это глубокая лесная ночь окрасила
его в более приемлемые для себя цвета. На тёмной поверхности
заплаткой лежал параллелограмм света – не лунного, как могла
подумать особо романтичная душа. Всего лишь бледный свет
напоминающего жирафа фонаря. Очень яркого, призванного победить
любой намёк на вселенскую тьму. Ну, или не дать малышне уписаться
от страха в первую же ночь.
Темнота Максима не пугала уже давно. Примерно с того момента,
как до него дошло: в жизни есть вещи, намного страшнее. Пока, к
счастью, понял он это не на личном примере, но представления
кое-какие имел. Так что электрические сумерки не рождали в душе
суеверных страхов. Зато не мешали рождаться всяким разным
мыслям.