— Что за нелепые враки! — Нечаев расхохотался. — До парламента
договорились! Этак скоро до республики дойдёт! Право, чем дальше вы
говорите, Андрей Андреевич, тем сильней у меня ощущение, что что-то
не так! Уж не началась ли революция?
— Ничуть. И не мечтайте.
— Не вляпалась ли Россия в какую-нибудь войну со всем миром
навроде Крымской?
— И этого не дождётесь. Благодаря изобретению пулемёта, а также
грамотной комбинации блоков на международной арене, двадцатый век
будет веком и вовсе без войн!
— Ну, допустим, поверю... А скажите, жив ли царь Сергей? Не
умирает ли? Не обнаружилось ли у него какой-нибудь неизлечимой
болезни, что вы так засуетились? У него ведь нет наследников, я
прав? Весь Петербург знает, что царь Сергей не интересуется женским
полом! — Нечаев препакостно ухмыльнулся. — Мне тут, сударь, газет
не приносят, однако, подозреваю, что он не только не дал потомства,
но и не женился! Ну, а от остальных так называемых Романовых мы всё
же Землю Русскую очистили, хе-хе! Скажите правду, министр:
последний царь в России умирает, и вы готовитесь с большим
переменам, не так ли?
— И снова вы кругом ошиблись, господин Нечаев! Государь женат и
здравствует. Да и Романовых вам удалось истребить отнюдь не всех.
Вот Михаил, например, объявился живым, младший сын Александра
Александровича... Всё-то вы, нигилисты, делаете тяп-ляп... Ничего
до конца не доводите... Всюду вам помощь нужна...
— Мы с детьми и не воюем, — ответил Нечаев. — Ну, а ежели он
только объявился, то живёт не во дворце, я полагаю? Без охраны?
Если так, то не сомневаюсь, что найдутся желающие закончить то
дело, которое мы не доделали.
— А вы сами? — вдруг спросил министр.
— Что — сам?
— Закончить. Дело.
Нечаев смерил его взглядом, словно проверяя, не померещился ли
ему этот удивительный собеседник. А затем продолжил:
— Вот забавно. В тюрьме двадцать лет сидел я, а с ума сошёл мир,
что на воле... Я ослышался или министр юстиции выпускает меня для
того, чтобы я уничтожил великого князя?
— Для того, чтобы вы уничтожили самозванца, который, как Гришка
Отрепьев взял себе имя давно погибшего царевича, и пытается разжечь
смуту! — Ответил Николай Львович. — Если мы арестуем его,
непременно найдутся какие-нибудь легковерные, которые скажут, что
это и был настоящий наследник престола. Если он останется
расхаживать на свободе, то продолжит вносить сумятицу в умы
обывателей и ставить под сомнение законность Государя. Для всех
будет лучше, если этого Лжемихаила уберут революционеры. Мы получим
спокойствие и порядок, без бессмысленных роптаний. Вы, как я уже
сказал, — титул главного смутьяна всей Европы. Не вижу ни малейшей
причины, чтобы вам предпочесть пребывание в Акатуе свободе и
обожанию ваших пособников.