— А если я не стану действовать по вашей указке и примусь вести
себя так, как мне заблагорассудится? Например, подниму в Петербурге
восстание? А? Что тогда?
— Ну, во-первых, — ответил министр, — у вас не получится. А,
во-вторых, ведь я не просто так пришёл сюда с фонографом. Ведь наш
диалог сейчас записан. Тотчас, как выйду отсюда, я помещу восковой
цилиндр в сейф, откуда никто никогда его не достает, если вы
станете честно держаться договорённости. Но как только вы решите
обмануть — тотчас же всей интеллигентной общественности станет
известно, что вы сговорились с министром Кунгурским!.. Ну? По
рукам?
Две недели пробыл Миша у энэмов. Сперва его держали на той же
даче, потом перевезли на другую, ещё укромнее. Кормили его хорошо,
даже лучше, чем в дома, почти как на Пасху. Не били, не мучили.
Только вот ни из дому не пускали, ни даже весточки родным дать ну
никак не позволяли: говорили, что это опасно, и что полиция и
охранка могут вычислить его, и всё закончится примерно так же, как
и с квартирой горе-конспираторов Доры и Венедикта. Про то,
насколько и почему неравнодушно теперь к Мише петербургское
начальство, он уж понял. Царское происхождение, как и прежде, было
для него как бред, как сказка, выдумка... Но что же было делать,
коль всё сходилось! Последние дни он даже рассматривал фотографию
покойного цесаревича Александра Александровича — и в самом деле,
нашёл у себя сходство с ним. Энемы обещали вскоре найти и
изображение Марии Федоровны, его жены — после лицезрения его у
Михаила, по их словам, должны были отпасть последние сомнения.
Каждый день с ним вели политические беседы. Сперва Михаил
воспринимал их как какое-то мошенничество, уловки смутьянов,
попытки вовлечь себя в нечто неподобающе-извращённое. Потом — как
непонятное занудство. Но затем ему закралась мысль вдруг, что ведь
в этих политических речах будто что-то есть! Фабриканты не должны
мучить рабочих, помещики крестьян, господа все вместе —
обывателей... Правительство должно радеть о народе и устраивать
такие законы, чтобы свести к минимуму страдания такового...
Выкупные платежи несправедливы, штрафы за опоздания на фабриках
несправедливы, ограничения для инородцев несправедливы... Да, все
эти вещи звучали слишком хорошо, слишком соблазнительно, чтобы не
быть обманом! Но в чём тот обман, Миша всё же не понимал и всё
более позволял речам таким проникнуть в свою голову. В конце
концов, они сообразовывались с учением Христа! И, по чести сказать,
куда больше сообразовывались, чем наличествующие порядки! В конце
концов, Коржов даже подумал, что, может, раз он влип в эту историю,
то Бог и вправду хочет, чтобы он, невесть откуда родившийся, сыграл
роль царя и облегчил народную участь... А может даже и подготовил
бы страну ко второму пришествию.