Наконец мы добрались до второго этажа. Саёри уже смекнула, что я
не в лучшей форме и придерживала меня за плечо. Неожиданно цепко,
надо сказать.
— Гару, может, присядешь? — спросила она с беспокойством.
Я покачал головой, и тут в затылок ударил такой спазм, что даже
зубы свело. Пульсирующая боль волной прокатилась внутри черепа. Я
пошатнулся и чуть не рухнул на стенд с поделками из пластилина.
Наверняка расстроил бы этим с десяток второклашек.
— Ща, зайдем в клуб, попрошу Монику открыть окно, — пробормотал
я, — и сразу отпустит.
Но оно не торопилось отпускать. Напротив, казалось, что каждый
шаг по направлению к аудитории только усиливает боль. Она
стискивала виски тугим металлическим обручем. Даже дышать хотелось
как можно реже. Свет ламп в коридоре, обычно довольно мягкий,
сейчас превратился в жгучее сияние, режущее глаза. Наверняка прошло
секунд тридцать, не больше, но мне казалось, что этот путь никогда
не кончится.
(твоя зеленая миля, приятель)
Саёри открыла дверь и затараторила что-то. Но я ее не слышал. Ни
единого слова. Потому что пространство вокруг меня вдруг пошло
рябью, как от камня, брошенного в воду. Я моргнул.
Перед глазами появилась аудитория литературного клуба… прямиком
из ночного кошмара. Бледный лунный свет, сумрак и парты, сдвинутые
полукружком.
Зажмурился.
Снова день. В аудитории было тепло и пахло чем-то цветочным.
Снаружи капли уютно барабанили по стеклу — кажется, дождь все же
пошел.
(что за хрень)
Я привалился к косяку и тяжело задышал. Пульсация в висках стала
невыносимой, и я подумал, что сейчас моя многострадальная тыква
наверняка лопнет. Как в «Сканерах». Картинка вновь пошла рябью.
Вернулась луна. С невероятной отчетливостью (в разрешении 4к) я
увидел, как Юри слизывает с лезвия ножа кровь. Услышал, как хрустят
шейные позвонки Нацуки, когда ее голова проворачивается как у
чертовой совы.
— С-сука, что происходит? — выдохнул я еле слышно.
Щелк — и передо мной появилась прежняя аудитория. Нацуки сидела
у окна. Моника за столом копалась в бумагах, Юри, как всегда, на
задней парте. Все трое резко бросили свои занятия, как только
появились мы. Саёри продолжала что-то говорить. Я стоял в
сантиметрах от нее и не мог разобрать ни слова — голову словно
плотным пледом обернули. Я повернулся к подруге. Глаза заслезились,
и из-за этого ее лицо казалось то бледным и пустым (мертвым?), то
раскрасневшимся и испуганным.