— Да ты и сама перепугалась, — заявил я, — по лицу видно
было.
— Вот и нет! — сжала она кулачки.
Нет, я ошибался насчет Саёри. Она из этой четверки не самая
уморительная. С Нацуки можно просто лулзы непрерывно ловить.
Коротышка генерирует их даже, так сказать, в отсутствие внешних
стимулов.
— Давай не будем лгать ни себе, ни друг другу, — напустил я в
голос побольше вкрадчивости, — ты была в ужасе.
— Не была! — рявкнула Нацуки, — Давай сюда свой стих побыстрее,
и закончим с этим!
Спорить я не стал. Взамен получил еще один нежно-розовый лист
бумаги с кавайной кошачьей мордой в правом верхнем углу. Вот и как
после такого Нацуки может отрицать, что она, черт возьми,
миленькая? На листе размашистыми, прыгучими буквами было выведено
“ЭМИ ЛЮБИТ ПАУКОВ”
Поскольку я неплохо его знал, то вчитываться не пришлось.
Гораздо любопытнее было понаблюдать за реакцией на мое
стихотворение.
Точнее, за тем, как она менялась. По мере того, как взгляд
спускался по строчкам, Нацуки смягчалась, и скоро ее лицо стало
неожиданно… задумчивым. Не то чтобы я думал, что эта птичка
держится в воздухе только на силе гнева, но видеть ее такой было
непривычно.
— Вышло… неплохо! — наконец заявила она, — гораздо лучше, чем
то, что ты приносил вчера. Конечно, прям большого природного
таланта я не вижу, уж прости, но движешься в правильном
направлении. Не заумно, не уныло и достаточно красиво. Я бы
сказала, что из десяти потянет на четыре… с половиной.
— Че-т маловато как-то, — заметил я.
Нацуки всплеснула руками.
— Ты чего? Это очень щедрая оценка! Никто в клубе не пишет на
десятку, даже я! Даже Моника со своим вчерашним стихом только на
семерку натянула. Но ты ей не говори, она перфекционистка,
расстроится, если узнает.
Последнюю фразу коротышка произнесла заговорщицким полушепотом,
наклонившись ко мне. Я искоса поглядел на главу нашего клуба.
Сейчас она обменивалась произведениями с Юри и читала опус про
енота. Или, по крайней мере, делала вид. Наверное, после того, как
просмотришь эти стишки десять тысяч раз, то уже каждую закорючку на
бумаге знаешь. Незавидная ситуация.
— Я тоже пауков не люблю, — вырвалось у меня, — не боюсь,
конечно. Просто в детстве как-то по телевизору попался один фильм
ужасов про пауков-мутантов. И там была сцена, как один такой
вылезает из башки у космонавта. Я жутко застремался, так, что все
ногти себе обгрыз к финальным титрам. А потом мама сказала, что у
тех, кто грызет ногти, в животе тоже такие пауки заведутся. И
ночью, когда я буду спать, они полезут наружу. Ногти я, конечно,
больше не грыз. Но пауков с тех пор недолюбливаю.