Вспомни об этом, дорогой читатель, когда тебя в очередной раз будет мучить одиночество и чувство отчуждённости.
Я опустил меч и стал бродить по полю брани, угрюмо озираясь по сторонам. Крики стихали, сменяясь стонами раненых и умирающих. Похоже, это конец. Словно весенняя гроза, наш первый бой прошёл ярко, но весьма скоротечно.
После увиденного желание поскорее найти смерть стало вытеснять во мне последние крупицы надежды вернуться к прежней жизни. Я поспешно сетовал на судьбу, будучи не в силах разгадать её хитрый замысел, и едва ли поверил, если бы кто-нибудь сказал мне, что лучшие моменты моей жизни ещё впереди.
Потери взвода составили двое убитыми и четверо ранеными. Однако, как выяснилось позже, наш взвод вступил в бой, когда все солдаты противника уже были повержены.
Ещё чуть позже выяснилось, что мы доблестно атаковали не вовсе передовой отряд вражеского полка, а наоборот, замыкающее подразделение, представленное одними лишь мародёрами, неспособными сражаться. У многих из них даже оружия при себе не оказалось.
Тем временем сомнийский полк уже, наверное, уверенным маршем направлялся к столице.
Командиром нашего взвода назначили какого-то застенчивого башелье Игнотуса, с коим никто прежде не был знаком. Он оказался полной противоположностью покойного Аурия: его отличали скромность, холодный расчёт и здравое сомнение в собственных силах.
Разведка доложила, что противник ушёл на юго-восток, и командование приняло решение догнать и остановить его, во что бы то ни стало.
Мы шли весь остаток дня без перерыва, покуда не стало смеркаться. Только тогда мы разбили лагерь в лесу, чтобы враг, который был уже совсем близко, нас случайно не заметил.
День выдался тяжёлый и печальный, и оттого с наступлением темноты весь полк погрузился в долгожданный сон. Спали рядовые, спали офицеры. Спали раненые, спали здоровые. Спали смелые, спали напуганные.
Спали часовые, спали караульные.
Из страны грёз меня резко выдернули крики сослуживцев. Спросонья в непроглядной темноте я мог различить лишь множество мерцающих факелов и их отблесков на доспехах. Не став выяснять, был ли инициатором данного кроваво-факельного шествия противник или же ещё кто, я поддался общей панике и побежал в сторону, противоположную факелам.
Моё сердце билось бешено, мышцы сводило, но разъярённый лай собак и свист стрел убеждали меня не останавливаться.