Тварь затихла, двигатель почти умолк.
На улице вдруг заскреблось, оно начало обходить дом,
простукивало стены, царапало их, искало лазейку, но не могло найти.
Несколько десятков кругов не принесли результата, оно
снова притихло.
Сквозь слезы Ксюша разомкнула пересохшие губы, послышался
дрожащий голос.
— Оно… ушло?
— Не знаю…
Цок-цок…
В окно, которое было совсем рядом, что-то звонко
скрябнуло. Как будто кончиком ногтя. Девушки бы непременно
посмотрели туда, но они с головой укрылись пледом.
Цок-цок… —постучали
ноготком.
Если Олеся просто дрожала, как в припадке, у Ксюши уже
сдали нервы и она истерично рыдала в голос, изо всех сил вцепившись
в подругу.
Цок-цок…— снова постучали, но более
игриво. Чем бы оно ни было, существо прямо намекало —
посмотри.
Они точно знали — нечто там, затаилось. Что именно? Даже
представить страшно. Но оно там. Смотрит на две дрожащие фигуры под
пледом и ждет.
Раздался громкий и режущий слух скрежет по
стеклу.
— Ксеня, это я, Егор. Впусти меня, здесь холодно…
или… ты бы лучше впустила Пашку? Так же, как впустила его днем, у
забора.
Олеся перестала дрожать и округлила глаза.
— О чем… он говорит?
— Да-да, ты все правильно услышала, Леся, — вновь раздался
рокочущий голос, — пока ты с Мариной хлопотала в доме, твой
благоверный безбожно трахал эту шлюху, как собаку у забора! За все
время присмотра уже гарем себе справил, только сестрички
там еще не достаёт, хе-хе-хе-е-е…
— Иди ты к черту! — завопила Ксюша, — убирайся!
Про-…
Ее грубо заткнула Олеся, зажав рот ладонью, что теперь
доносилось только мычание сквозь слезы и тяжелое
дыхание.
Послышался легкий смешок, который постепенно перерос в
клокочущий, утробный хохот.
Мимо окна промелькнула тень, ненадолго преградив свет фар,
освещающий часть зала. Грохот оглушал, захлебывающийся двигатель
перебивал удары, а вскоре ломились уже в зал…
— Открой мне дверь!
Олеся сама всхлипывала, постоянно повторяя про себя
молитву…
Правда, слезы эти были не столько от страха, сколько от…
обиды. На мгновение промелькнула мысль вышвырнуть «подругу» прямо
за дверь, и пусть то, что там ломится, схватит ее и сожрет к чертям
собачьим.
Дыхание Ксюши становилось слишком частым, прерывистым. Ее
начала бить крупная дрожь, а через долгую минуту девушка обмякла в
объятиях подруги и больше не шевелилась.