Тихон тонко почувствовал моё состояние и чуть ли ни пинками
выпроводил егерей из гостиной. А потом бросился ко мне и помог
сесть в кресло.
— Вот, ваше сиятельство, выпейте это, — к моим губам прижался
уже знакомый флакон. Зелья что, по форме различаются? Потому что до
меня только что дошло - флаконы не были подписаны.
Отогнав странную мысль, послушно выпил содержимое. Легче стало
практически сразу. Посидев немного, привыкая к тому, что ничего не
болит, я решил всё-таки обдумать то, что рассказали мне егеря.
Так, примем пока за рабочую версию, что меня пытался прикончить
барон Свинцов, точнее, его люди. Мне не слишком понятна роль
Соколовых. У Свинцова какой-то праздник, раз собралась толпа
гостей? Соседи не поддерживают друг с другом отношений, поэтому
никто из Рысевых понятия не имеет, что там происходит. И это значит
что? Правильно, нужно самому поехать и посмотреть. Я ж не помню ни
хрена. И кто сказал, что у нас ещё жив тот самый егерь-следопыт,
который давнее происшествие сумеет связать с этим. Поэтому можно
нанести визит барону, чисто по-соседски. Ну а что такого? И повод у
меня имеется, портрет девице Соколовой преподнести. Она как раз
гостит у соседа, да и портрет жалко, хорошо же получился, не
выбрасывать же.
Всё, решено. Как только дед вернётся, поговорю с ним, и, если он
подтвердит опасения егеря, то я тут же ему про свой план расскажу.
Ну, а пока пойду, пожалуй, закончу портрет, а то неловко дарить
неоконченным.
На этот раз я не отключался, а старался рисовать вдумчиво.
Правда, в конце концов я снова впал в некий транс, вынырнув из
которого увидел, что портрет готов. Портить его красками я не
собирался. Как не собирался снимать с мольберта. Пускай себе висит.
Для других набросков у меня куча чистых блокнотов имеется, и в
карандашах дед вроде не ограничивал.
Посмотрев на часы, убедился, что глаза меня не обманывают и на
улице темнеет не от того, что стало пасмурно, а от того, что
наступил вечер. Ничего себе, сколько же я рисовал? Неудивительно,
что поджилки трясутся. И глаза слипаются. Сев на кровать,
прислушался к ощущениям.
Голова побаливала. Не болела, а именно побаливала, отдаваясь
пульсацией в затылке. В голове роились обрывки мыслей, словно я
случайно разворошил огромный в человеческий рост муравейник. Они
наскакивали друг на друга, стремясь занять место покозырней, чтобы
вылезти в итоге наружу и таким образом заявить о себе. А, может
быть, это и не мысли вовсе, а музы. Шутка ли, столько времени у
мольберта простоять. Нет, без муз здесь точно не обошлось. Я
откинулся на спину и пошевелил голыми пальцами на ногах.