К тому же и тяжесть новгородских лесов воспринималась с
ленинградских улиц иначе. Не легче, пока ещё нет, но... как-то
оправданней. Жизнь вокруг во всех своих проявлениях оправдывала
всё, и те смерти ‒ тоже. Даже в бренчании трамвайной сцепки мне
слышалось «не зря».
Оставалось извлечь такое же «не зря» из своей жизни.
Черт побери, могу я это или тварь дрожащая?!
‒ Чурбан бесчувственный... ‒ отозвалось пространство знакомым
голосом.
Оказывается, мы уже дошли до Томкиного подъезда, а девушки
успели объединиться и теперь совместными усилиями чехвостят
меня.
‒ Задумался, ‒ я с умилением посмотрел на них: руки в боки,
глазки блестят наигранным возмущением.
Да, не зря...
‒ Чудо как хороши! ‒ чистосердечно признался я, сделал шаг
вперёд и прервал Томку простейшим приёмом ‒ поцелуем.
Она затрепыхалась, как рыба в подсачнике: на улице, среди бела
дня, у её подъезда мы ещё этим не занимались.
‒ Дурак! ‒ воскликнула, отбившись, и заозиралась с тревогой.
Потом неловко забрала у меня свой портфель и мешок, поколебалась
секунду, вдруг чмокнула меня в щеку и убежала в подъезд.
‒ Да, Соколов, ‒ ехидно улыбнулась мне Кузя и протянула свою
ношу, ‒ сочувствую, что ли...
‒ Зависть, Кузя, плохое чувство, ‒ отбрехался я наставительным
тоном.
‒ И правда ‒ дурак, ‒ припечатала она, неожиданно пойдя пятнами
румянца. ‒ Пошли! А то ещё твоя Мелкая подумает на меня черт знает
что ‒ с неё станется.
‒ Да ну, не фантазируй, ‒ махнул я свободной рукой.
Кузя хотела было что-то мне на это выпалить, но что ‒ так и
осталось тайной, потому что она извернулась и смогла в последний
момент проглотить фразу, что уже почти соскользнула с кончика
языка. Совершив этот трюк, она возмущённо повращала глазами, а
потом как-то обмякла и с безнадёжностью махнула рукой:
‒ Парень. Это диагноз. Пошли, болезный.
Тот же день, чуть позже,
Ленинград, Измайловский проспект
‒ Соколов... ‒ стонала Кузя, цепляясь подрагивающей рукой за
косяк, ‒ ненавижу...
Бока её до сих пор запалённо ходили, хотя мы уже пять минут как
не бежали; влажные пряди прилипли ко лбу и щеке. Второй рукой она
потирала правое подреберье.
‒ Потом легче будет, ‒ предположил я неуверенно, ‒ да и
пробежали-то всего ничего...
‒ Скотина... ‒ она тяжело осела на табуретку и наклонилась к
кедам. ‒ Вот как чувствовала: не стоит помывка в твоей ванной
того...