‒ А, может, Китай? ‒ Бжезинский вернулся на диван, но присел на
самый его край, наклонившись к светилу политологии. ‒ Они уже
начинают посматривать по сторонам, например ‒ на Индокитай. Может
быть, попробуем подтолкнуть их и на север?
‒ Не думаю, что эту партию можно подхлестнуть в нужном нам
направлении, ‒ покачал головой Хантингтон, ‒ там сейчас нет такого
конфликтного потенциала. А где он заметен, на границе с Вьетнамом
или в бесконечных островных конфликтах, он будет развиваться в том
темпе и на такую глубину, которые покажутся уместными товарищам в
Пекине. И подталкивать их сейчас ‒ означает лишь вызвать у них
подозрения. Ну, а если Китай вопреки предположениям, решится вдруг
пойти на север и до конца... Что ж, тогда, будем честны перед
собой, все польские планы будут выметены одним ударом, но это уже
не будет иметь никакого значения... Если вообще будут иметь
значение хоть какие-то выкладки, кроме подсчёта доставленных к
целям мегатонн. Нам это действительно надо?
‒ Ладно... ‒ Збигнев состроил сложную гримасу, мол, «убеждён не
до конца, но пока оставим», ‒ тогда что, Ближний и Средний
Восток?
Хантингтон хмыкнул, словно учитель, довольный сообразительностью
непутёвого ученика:
‒ Точно. Энергии на Ближнем Востоке хоть отбавляй, вопрос ‒ куда
её направить. Марксизм хорош тем, что требует перемен и действий в
пользу этих перемен. Но если его можно заменить радикальным исламом
‒ то отчего бы и нет? Если удастся направить эту энергию против
Москвы, а некоторые варианты просто напрашиваются, сейчас ‒
особенно отчётливо, и не уничтожить по дороге Израиль...
‒ Сэм, давай откровенно, ‒ прервал его Бжезинский, ‒ создать
некоторое напряжение вокруг Израиля нам может быть даже выгодно. С
одной стороны, им придётся сильнее опираться на нас, и их поводок
станет короче. С другой, мы же не предлагаем сократить или, упаси
боже, прекратить помогать Тель-Авиву? Можно даже увеличить поставки
новейших F-15 и F-16, вертолётов, вооружения для них, да ещё и
заставить Германию всё это оплатить. Сплошной профит, в комитетах
нас вполне поймут. Тогда момент революционных потрясений в Иране ‒
это не проигрыш, что бы ни думали об этом в израильском Кабинете
или в Кнессете, наоборот, у нас появляется неплохой шанс. Новым
иранским властям в ближайшее время понадобится признание, а нам ‒
возможность влиять через этот фактор на эту нетерпеливую
публику...