- Задание! «Карибский кризис, его негативные и позитивные
последствия». Постарайтесь уложиться в одну страницу!
Я облизал пересохшие губы.
Писанина напомнила мне работу минера, осторожного и
рассудительного, склонившегося над взрывным устройством. Вот и
думай над каждым словом, мусоль его перед тем, как класть в строку.
Добавишь лишку – и рванет…
Свой листок я сдал в числе первых, и на слабеющих ногах
спустился в зал.
- Если тебя обойдут, - шипел Сема свирепым шепотом, - мы им
устроим!
Сил у меня хватило лишь на блеклую улыбку.
Ушел со сцены последний финалист. Судьи тихонько судачили,
передавая друг другу листки, и кивали мудрыми головами. Стопочка
отсеянных ответов помаленьку распухала…
- Внимание!
Я даже не вздрогнул, с готовностью впадая в спасительное
отупение.
- Внимание! – повторил газетчик, неторопливо поднимаясь на
сцену. – По правилам «Политбоев», победа в финале присуждается лишь
одному участнику, лучше прочих проявившему свои лидерские качества.
Однако, посовещавшись, жюри выявило двух победителей…
По притихшему залу волной разнесся оживленный ропот.
- На сцену приглашаются победители «Политбоев»! – ведущий
выдержал паузу, чтобы грянуть: - Виталий Брюквин, школа номер
двести семьдесят шесть!
Болельщики издали хоровой вопль.
- Марина Пухначева, школа номер двести восемьдесят семь!
Основательный, насмешливый, рассудительный Резник скакал и орал,
как первоклашка. Он хватался за голову, словно нападающий, забивший
гол в свои ворота…
Всё смешалось в актовом зале райкома ВЛКСМ.
- Сёма, успокойся, - вытолкнул я.
- Да несправедливо же! – бушевал одноклассник. – На мыло их
всех! Да вообще!
Я устало выгреб с места отяжелевшее тулово - мутило не
понарошку.
«Слился-таки… - тяжко ворочались мысли. - Вышмыгнул в последний
момент… Повезло. Вон, Колобок и от бабушки ушел, и от дедушки
смылся, а хитрая лиса – ам! – и съела хвастливого пухляша… Выходит,
мне есть, чем гордиться! Я оказался умнее сдобного теста – улизнул
от Чернобурки…»
Прицельный взгляд «завуча по внеклассной работе» чиркнул по моим
глазам, и я понурился, изображая сосуд мировой скорби.
- Что, Андрей, обидно?
Бодрый настрой в голосе Лапкиной звучал фальшиво.
- А-а! – отмахнулся я, раздраженно кривясь. – Продул, как дурак!
Да еще девчонке!
Чернобурка хихикнула.
- Ну, там и парень выиграл!