Машка, пока вожак натягивал порты и со стражей болтал, не спеша,
с достоинством прошла внутрь, свернула за угол и мокрой молнией
метнулась к жилым покоям. Прыгнула с мостовой прямо на открытую
галерею перехода второго этажа и ввинтилась в коридоры, испугав
кого-то из женщин. К Митьке помчалась — соскучилась. Сутки не
видела, не слышала, не нюхала. И не чувствовала.
Зашнуровав сапоги, Роман подмигивает Кремнику и проходит во
внутренний двор.
Неправильный четырёхугольник бревенчатых стен обнимает
выложенную крупной галькой площадь внутреннего двора. Второй этаж
двухметровым козырьком нависает над первым. Под этим «навесом»
теснятся коновязи, нечёсаными шевелюрами торчит из кормушек сено,
там же стоят телеги – под крышами места на всё уже не хватает. Под
водосточными желобами темнеют долблёные колоды поилок. Вода с шумом
хлещет в дубовые ёмкости, но свободного места там давно нет,
обиженная влага плещет на камни, журчит между ними, собирается в
ручейки, образует лужи. Заполнить двор не получается, поэтому она
обречённо срывается в отверстия решёток ливневой канализации.
Роман быстрым шагом направляется к лестнице в жилые покои.
Проходя по галерее, замечает на тёмном брусе перил свежие отметины
от когтей, фыркает с укором, но не задерживается. В два прыжка
пролетает оставшееся расстояние и подхватывает жену на руки в тот
момент, когда она шагает из дверей. Сжимает любимую, прижимается
щекой к её груди и замирает, щурясь от счастья. Раздувающиеся
ноздри мужчины жадно ловят родной запах.
— «Я тоже тебя люблю. Поставь меня.»
Как ни упирался Шишагов, а заложенную в местных жителей тягу ко
всяческим обрядам победить не смог. Если в двух словах — любовь не
отменяет ритуала.
Роман ещё раз втягивает ноздрями воздух и ставит супругу на
ноги. За её спиной, мечтательно замершая Риса, сияющая на солнце
всеми своими конопушками, двумя руками держит резной деревянный
ковш с квасом. Ковш, изъятый из рук служанки, с лёгким поклоном
поднесён возвратившемуся домой супругу, с таким же поклоном принят,
и только когда содержимое выпито, Этайн делает шаг в сторону,
освобождая проход в жильё, пропускает мужа и господина вперёд, и
шагает следом, походя вернув Рисе пустую посуду.
Навстречу несётся громкое урчание.
Маха по-кошачьи собралась в ком у висящей в центре комнаты
колыбели. Жмурится от удовольствия и тарахтит, как танковый дизель
на холостом ходу. Рассказывает.