Ненастной ночью сладко спится,
но в тайной гулкой темноте
вдруг закричит ночная птица,
и чуть плавник зашевелится
в цветном русалочьем хвосте.
Ломая лёд, воды лавина
проснётся где-то вдалеке.
Под утро сахарные льдины,
с водой бунтующей едины,
летят по бешеной реке.
И всё захвачено надолго —
от сумасшествия весны
спасенья нет и нету толка.
И все смириться с ним должны!
Упали сумерки так рано.
И зимний дождь, и талый снег —
всё так обыденно и странно,
и феерически пространно
со мной беседует с экрана
разумный телечеловек.
И я, безвестная частица
пространства сумерек земных —
могу невольно причаститься,
как в сказке красная девица,
к Добру и Злу миров иных.
Но кто ответит, хорошо ли,
что всё земное не со мной,
что у меня так много воли
и Крылья Света за спиной?
В колючем снегу
Ногтями
Яму глубокую вырою.
Так далеко от мира я,
Так далеко от мира!
Так меня к звёздам тянет!
Улягусь в хрустальной яме,
В даль загляну небесную.
Только не звёзды —
Бесы мне,
Бешеные повесы,
Зажгут голубое пламя.
В его сиянье неверном,
При их желании капризном,
Узнаю ещё при жизни
Краски и запах тризны,
Голос адовой скверны.
Забудь, где ты.
Забудь – когда.
Забудь об имени своём.
Нигде
горит твоя звезда.
Нигде
стоит твой дом.
И чьё-то имя —
звук пустой,
терзает ветер золотой.
И чьё-то сердце,
словно мяч,
пинает весело палач.
Ночь. Сверчки как соловьи
распевают – не стрекочут.
Всё короче дни мои,
всё длиннее мои ночи.
Припожаловала осень —
слышу поступь непогоды.
Над горами вьюги проседь.
Всё короче мои годы.
Значит, где-то впереди
день сожмётся до минутки.
Значит где-то впереди
превратятся в Вечность сутки.
Восковая фиалка
в аккуратном горшке.
Тень берёзовых листьев
на красном полу.
Безнадёжное что-то
в скользящей руке,
крепко сжавшей
с лиловою ниткой иглу.
Затянулась лиловая нитка
узлом —
не распутать его —
только нитку порвать.
Низко месяц крадётся
над тёмным селом.
Низко-низко,
да только рукой не достать.
В сером небе жемчужном
летаем. Нас много.
Наши крылья устали
в полёте недужном.
Мы, обмякшие и неживые,
всё летаем,
рисуя кривые.
А на Южном и Северном
Полюсе
выпрямляем их
в тонкие полосы.
Ах, как жаль,
что теперь мы не в голосе!
В полночь небо такое было —
словно море его накрыло.
Став совой, полуночной птицей,
я беззвучно пошла кружиться