Именно так я всегда представляла интеллигентную петербургскую квартиру. Во многом здешняя обстановка напоминала дом моей прабабушки, коренной петербурженки, выпускницы Смольного института: огромная уходящая под потолок библиотека, на стенах картины, портреты, благородная мебель, с каждым предметом которой хочется поздороваться, потому как кажется, что в нем застыло время. Я люблю старые дома с историей, вот такие квартиры, повидавшие множество человеческих судеб. Для меня они неразрывно связаны с Петербургом. Я знаю, что настоящий город живет за этими дверями, в таких историях встреч, разлук, потерь. Всюду было много фотографий — висящих на стенах, расставленных на столе в рамках. На многих я узнала Елену в разные периоды жизни. Вот она — надменная барышня в вечернем платье (да, сомнений быть не может — это ее неповторимая ироническая улыбка, глаза с прищуром). Роскошная дама в шляпке с вуалью — тоже Елена, но чуть старше.
Елена обладала яркой внешностью — высокая, очень хрупкая, грациозная, тонкие запястья и щиколотки, длинная лебединая шея; судя по фотографиям, она всегда носила короткую мальчишескую стрижку, оттенявшую ее огромные, выразительные глаза с характерным «кошачьим» разрезом. Елена была больше чем красавица — она обладала неповторимой индивидуальностью.
Елена вернулась в гостиную с подносом и чашками. Заметив, что я рассматриваю фотографии, она улыбнулась: — Да, это я… Целую вечность назад. Что, не похожа?
Я ответила, что, напротив, похожа, — слишком необычная внешность и характерная мимика.
— Только вы сказали неправду, Елена Павловна.
Она удивленно вскинула бровь. — Вы говорили, что никогда не были красавицей. Это неправда.
— Деточка, это было так давно, что я уже и не помню, как выглядела. — Она рассмеялась.
В очередной раз поразившись, как заразительно и задорно она смеется, я подумала, что есть вещи, над которыми время не властно, — у Елены был удивительно молодой голос, безупречная осанка и поразительная пластика (позже она расскажет, что в юности профессионально занималась балетом).
Я улыбнулась: — Сдается мне, что вы, Елена Павловна, на себя наговариваете!
Она махнула рукой: — Бросьте, Ника. Я не стеснялась своего возраста. Кстати, теперь это такая редкость. Я помню, что, когда мне исполнилось пятьдесят, отчаянно молодящиеся дамы стали советовать: «Леночка, тише, не надо говорить, сколько вам лет!» Я недоумевала: а что, после пятидесяти я стала качественно хуже? В чем-то изменилась? Чего мне стесняться? К сожалению, в наше время процветающего культа молодости быть старым просто неприлично.