Но до столовой я не дошел!
Взгляд случайно зацепился за нечто
непривычное. А именно: Таечка, моя маленькая нарядная крохотуля,
стояла, с интересом разглядывая сидящего на соломе мужика. Тот,
находясь буквально в метре от девочки, чиркал ножиком, вырезая из
деревяшки какую-то фигурку. Возможно, игрушку. И Тая была страшно
этим заинтригована.
Оно бы и ничего. Но по рубахе,
которую кто-то из сердобольных баб уже постирал и зашил, я опознал
недавно привезенного пастуха.
Это что тут происходит?
Сексуальный маньяк приманивает новые
жертвы?
Подбежал, схватил дочурку так резко,
что она даже испугалась и захныкала.
– Осип! – заорал я.
Камердинер тоже перепугался моего
вида, но я быстро передал ему девочку и жестом велел нести в
дом.
А сам присел так, чтобы мои глаза
оказались на одном уровне с сидящим.
Я был в таком градусе бешенства, что
готов был немедленно придушить негодяя. Но хотел сначала, чтобы он
посмотрел мне в глаза и понял, за что его убивают.
Посмотрел.
И он посмотрел.
И… Господи Боже мой!
Я уже видел такой взгляд.
В другой эпохе, совсем в другой
местности, но видел.
Мать, мать, мать… Взялся двумя руками
за голову и застонал.
Я все помнил, и это было очень
больно.
Зарычал, заскрипел зубами, давя
слезы, и крепко держался за голову, пряча лицо.
Не хотел, чтобы кто-нибудь меня таким
увидел.
А эта побитая сволочь… Клянусь, этот
гад понял, как у меня внутри все болит и разрывается.
Он погладил меня по голове.
Я отскочил, как ошпаренный. И спиной
воткнулся в подбежавших сзади ветеранов.
Они не понимали, что произошло, но
увидели, как меня корчит, и прибежали на подмогу.
– Что? – агрессивно спросил Гаврила,
и его мельком брошенный на пастуха взгляд не сулил тому ничего
хорошего.
Я усилием воли постарался придать
себе нормальный вид.
– Все в порядке.
– С мужиком что? – уточнил Кузьма. –
Выпороть?
– Нет! Не сметь! – несколько раз
глубоко вздохнул. – Перевести в дом, в хорошую комнату, дать одежду
и все, что попросит. Хорошо кормить.
После чего, не обращая внимания на
крайнее изумление, отразившееся на лицах ветеранов, резко
повернулся и пошел в дом.
Даже есть расхотелось.
Видел я уже такой взгляд. Несколько
веков назад.
Да, в другом месте и в другом
времени.
Того человека потом распяли.
* * *
В деревнях встают рано. Летом в
четыре часа утра солнце уже шпарит во всю катушку, даже не
подозревая, что в городах народ только к восьми начинает с трудом
разлеплять ресницы.