— Эй вы, — дядька подозвал кого-то из слуг. Он провел ладонью по
лицу, стирая сажу. На правой руке у него — от запястья и до локтя —
расцветал огромный ожог, но он словно и не замечал.
Он не успел спросить, что хотел — удалось ли прибить к земле
огонь и не дать ему поползти по терему вверх, потому что раздались
позади него девичьи вскрики, шум борьбы, чья-то ругань. А после на
крыльце показался Ярослав Мстиславич. Сжимал он в одной руке
запястье Рогнеды без обручья, а другой держал за шею княжеского
десятника Ладимира, на котором не было и нитки одежи. Позади них в
сенях виднелись сваленные как попало тюки с добром да наставленные
сундуки с приданым — вытаскивали из горниц, чтоб спасти от
огня.
Чужой князь толкнул к ногам Некраса Володимировича нагую,
ревущую дочку, и та, будто подкошенная, упала на бревенчатый пол.
Ярослав поднял тяжелый, немигающий взгляд, и стало вокруг
очень-очень тихо.
Токмо дым продолжал валить, но уже не такой густой.
На второй после сватовства день Горазд чистил лошадей в стойлах,
когда услышал громкий крик. Когда в тереме так вопит девка — быть
беде. На голос Звениславы в людскую часть терема тогда сбежались и
челядь, и кмети; и отрок тоже подошел поглазеть. Подошел, да
обмер.
Девка сидела на полу и держала на коленях голову дядьки Крута, а
у того по губам и подбородку стекала белая жижа. Воевода хрипел,
царапая ладонями доски.
Тотчас кликнули лекаря, отправили кого-то в городище за
знахаркой. В шесть рук подняли воеводу с бревенчатого пола и
перенесли в ближайшую клеть на лавку. Звенислава Вышатовна все
поддерживала тому голову, словно боялась отпустить. Какой-то
парнишка из местных накрыл ее плечи ладонями, увлек за собой,
заставил отвернуться от воеводы. Взял ее за руки, принялся
растирать их, согревая, и Звенислава, отойдя от испуга,
заревела.
Горазд замечал все вокруг лишь самым краешком разума. Не
отрываясь, он смотрел на воеводу. Бледного до синевы, с жижей на
подбородке, с запавшими, налившимися кровью глазами, со вздувшимися
на висках жилами. Кто-то принес и подставил под лавку ведро,
перевернул дядьку Крута на бок, принялся расстёгивать пояс и
рубаху. Прибежал встрепанный лекарь, следом за ним в клеть вошла
княгиня Доброгнева.
«Князя нет, — отрешенно подумал Горазд. — Уехал поутру с
Некрасом Володимировичем».