Хитрый премьер плавно увел разговор и внимание от вечно
влипающего в неприятности родственника, и вскоре шатер вновь
загудел разговорами и зазвенел бокалами.
Дэмьен проснулся от запаха. Чуть сладковатого и смутно
знакомого. А когда понял, в чем дело, и попытался, задержав
дыхание, избавиться от прижатой к лицу ткани, источавшей аромат,
было уже поздно.
Очнулся он ожидаемо не в лучшем виде — прикрученный к стулу
крепкими веревками. Правда, без кляпа во рту, но Дэм прекрасно
знал, что никакой необходимости в нем нет. Варварское средство
напрочь лишало не только сознания, но и голоса. Теперь он сможет
издать что-либо громче шепота только через несколько часов. Если,
конечно, к тому моменту будет еще жив.
Походный фонарь, стоящий перед ним на небольшом круглом столе,
давал достаточно света, чтобы признать обстановку собственного
шатра, буквально переполненного непрошеными гостями. Казалось, что
в него умудрилось втиснуться все варварское посольство. Женщины и
мужчины стояли молча. И ждали. Дэмьен догадывался — кого.
Столпившиеся раздались в стороны, и жрица Истара устроилась
напротив Тюремщика, положив на стол темные морщинистые руки. А
позади старухи застыла горделивым изваянием молодая прислужница. На
сей раз одета она была в затканную серебром и расшитую жемчугом
тунику и ничуть не напоминала простую разносчицу вина.
— Та-ак, — задумчиво протянул узник. — Похоже, ты опять влип,
Тюремщик. Признайся уже, что пока был в плену, успел соблазнить
какую-нибудь правительственную дочку. Ты ведь у нас специалист…
Дэм, разумеется, промолчал, внимательно вглядываясь в скрытые
под нависшими веками глаза старой жрицы. И ничего хорошего для себя
там не разглядел.
— Сегодня на пиру ты провел обряд, отвращающий немилость Великой
Воды, прародительницы всего живого, — Истара явно не собиралась
ходить вокруг да около. — Чужакам он неизвестен, а, значит, ты был
принят в один из Домов Великой Воды. В какой?
Вместо ответа Дэмьен отвернулся. Он ожидал положенного удара, но
дождался только старческого вздоха:
— Такой же упрямый. Такой же... Не бойся, мальчик. Жрице, что
приняла тебя в Дом, ничего не грозит. То было ее неоспоримое право.
Речь только о твоей судьбе, и ни о чьей больше. Так какой Дом
принял тебя?
Воцарившаяся напряженная тишина была кощунственно нарушена
раздавшимся в сознании голосом Второго: