— И вскоре тебе представится возможность проверить мои слова на
практике, — многообещающе пообещала мачеха и замолчала.
«Что она имеет в виду? Какая возможность? Что они задумали с
отцом?» — лихорадочно соображала Наоми, пытаясь сохранить на лице
невозмутимое и беспристрастное выражение.
Она покосилась на мачеху: та смотрела перед собой отсутствующим
взглядом, и многочисленные заколки в ее прическе блестели под
светом множества масляных ламп, которые слуги зажгли для
ужина.
«Что, девчонка, навела я тебя на мысль? — про себя глумилась над
падчерицей Хеби*, разглядывая ничего не выражающим взглядом
поверхность стола. — Слава Богам, недолго тебя нам терпеть
осталось. Скоро уйдешь, наконец, из семьи, и тогда можно будет
задуматься о судьбе моей Ханами», — она улыбнулась, подумав о
дочери.
Открылись раздвижные двери-седзи, и в комнату для трапезы вошел
глава семейства и клана – господин Токугава, высокий, но уже
обрюзгший мужчина средних лет. Он был одет в простое, но вместе с
тем безумно дорогое кимоно из черного шелка. По его подолу стелился
набивной узор золотой нитью: листва переплеталась с тонкими
ветками. Незатейливо завязанный оби темно-синего цвета подчеркивал
некоторую сутулость осанку мужчины и вываливающийся живот.
— Добрый вечер, отец, — первой поприветствовала его дочь, с
удовольствием читая на лице мачехи легкую неприязнь.
— Добрый вечер, аната*, — произнесла Хеби, склонившись.
Коротко кивнув в ответ, Такао Токугава опустился перед столом на
колени.
Повинуясь хлопку хозяйки, слуги принялись разносить многочисленные
маленькие тарелочки с яствами. Наоми уныло смотрела на них,
раздумывая над словами мачехи, не сулившими ей ничего хорошего.
Глубокий голос отца прервал ее метания.
— Наоми, мне надоело терпеть твою непокорность и нежелание вести
себя, как подобает послушной дочери. Это недостойно, и твои отказы
уважаемым женихам позорят наш клан. Я решил положить этому конец. Я
нашел тебе мужа, и твое мнение здесь уже ничего не значит, — жестко
говорил Такао, испепеляя дочь взглядом.
Его тон заставил Наоми мгновенно поверить: отец не шутит и не
угрожает, не пытается ее обмануть. Его слова — это та правда, с
которой ей придется смириться. Казалось, ее огрели по голове чем-то
тяжелым: такой в ней стоял звон. Наоми часто заморгала, пытаясь
прийти в себя, и стиснула под низким столиком кулаки. Ей пришлось
сцепить зубы, чтобы не начать спорить, чтобы не огрызнуться. Ей
нужно все хорошенько обдумать, а если отец накажет ее за дерзость,
то думать она сможет лишь об истерзанной спине.