- Не дайте уйти младшей дочери
герцога!
Ничего не видя, я продолжала слышать
безумные крики моих родных. Они жалили меня насквозь, мое
истерзанное сердце кровоточило, грудь сжималась до боли, до
невозможности дышать. Я шагнула вперед, ведомая одной мыслью – хочу
быть рядом с ними. Хочу увидеть ласковый взгляд матушки.
Почувствовать теплое прикосновение большой ладони отца. Взять за
руку Юну... Мы так часто держались за руки, когда были
детьми...
- Стой! Тебе нельзя туда!
Меня схватили за предплечье и
потянули назад. Чужие руки заставили меня повернуться, и сквозь
пелену дыма я увидела рядом знакомое лицо. Передо мной был тот
самый вор, который проник к нам в замок.
- Быстрей за мной! Лахрийский туман
рассеется через минуту – у нас мало времени!
Он дернул меня за руку, но я
вырвалась.
- Нет! Мне нужно к ним... Мне
нужно!
Сильные руки встряхнули меня, а глаза
напротив налились гневом.
- Я помогу только тебе! Их не
спасти!
Протестуя, я качала головой, пытаясь
вырваться, тогда он схватил меня так крепко, что от его пальцев,
впившихся в мою кожу, руку пронзило болью, и потянул к выходу
силой.
Отчаянно сопротивляясь, я повторяла
бесконечно:
- Нет, прошу... Мне нужно к ним!
Умоляю, нет!
Но пальцы вора были словно из стали –
они не выпускали, не ослабляли хватку. Уже возле самого выхода из
святилища мне удалось рвануться из последних сил, чтобы обернуться
назад...
То, что я увидела, навсегда
запечатлелось в моей памяти.
Желто-грязная завеса дыма
рассеивалась, и сквозь нее проступали три фигуры в нишах. Юна все
еще кричала и мотала головой, когда камень начал наползать на ее
шею, сковывая движения – и вот уже ее голова неподвижно застыла.
Однако изо рта моей сестры еще вырывался истошный крик, и глаза
были распахнуты широко-широко.
- Нет, пожалуйста... – не помня себя,
я брела назад, к Юне, не отводила от нее взгляда, боялась мигнуть,
но успела сделать всего два шага.
Там, где только что была моя
прекрасная сестра, в нише стояла каменная статуя с раскрытым в
немом крике ртом и глазами, в которых навсегда застыл ужас.
Юна. Матушка. Отец... Их больше не
было. Три каменные фигуры – вот все, что от них осталось.
Кто-то кричал. Кричал отчаянно,
безумно, наполняя святилище почти осязаемой болью. Но разве здесь
еще остался кто-то живой, кроме бессердечных прелатов Нагрота, слуг
живых камней Ансаллы?