Иван разошелся не на шутку – только
матами не сыпал. Но взглянув на молодую монашку примолк – та, со
смертельно побледневшим лицом сползала с лавки, но ее поддержала
пожилая инокиня, не дала упасть. Келарь же подошел к двери, открыл
ее и вышел. Однако скоро вернулся с двумя дюжими монахами, и один
из них осторожно унес на руках сомлевшую женщину. Дверь тихо
притворилась, и наступила тишина, в которой негромко прозвучали
сказанные келарем слова:
- Инокиня Ольга в девичестве своем
мирской жизни царевна Ксения Борисовна Годунова, отец ее царь Борис
был ктитором этой обители.
Иван обалдел – такого развития
событий он никак не ожидал, и только произнес, помотав головой:
- Охренеть…
- Княже, ты помнишь, какой удел был у
твоего родителя? Али прозвище? Может что-то тебе о том дядька
сказал, перед тем как помер? Вестимо, ты мал тогда был, но упомнить
ведь мог, просто запамятовал? Лет то прошло много, у тебя седина в
голове и бороде уже.
Келарь чуть ли не впился в него
взглядом, а Иван изобразил роденовского «мыслителя», поглаживая
бородку, которую отращивал вот уже пять недель. И в этот момент
лихорадочно соображал, как ему повернуть ситуацию в свою пользу.
Версия у него была заранее отработана, но раз пошли новые вводные,
то тут нужно приспособить их к ситуации.
«Да, как из книги, когда Остап
Бендер, представившись сыном героического лейтенанта Шмидта, не
знал имени своего отца. У меня похожая ситуация – я не знаю фамилии
«батюшки». А то как с вором из кинокомедии «Иван Васильевич меняет
профессию» выйдет, когда тот князем Милославским представился. И
сразу выяснилось, что того на воротах повесили третьего дня по
царскому указу, как Ваньку-разбойника. Но выкрутился, шельмец,
назвав себя Жоржем, и царя привлек как свидетеля.
Тут меня голыми руками не
возьмешь – помню, что у Ивана Грозного братец был, князь с
фамилией, в которой что-то про старость сказано. Имени не знаю, да
и хрен с ней – я же не местный. Думай быстрее, Ваня, морщи лоб –
выдавай свою версию – монах вон как напряжен, а тетка глазами
сверкает, будто сигнальными лампами. Что-то она побледневшая сидит,
как ее молодая подружка, что царевной оказалась. Надо как-то
помягче сыграть, пусть сами додумывают, если косяк
выйдет».
И с видимым усилием, чтобы притихшие
служители культа убедились в его искренности, он негромко, якобы с
трудом, произнес, мотнув головой, словно пребывая в
растерянности: