Ритмы и гармонии, по-настоящему великая и мощная музыка самого его уводили за пределы тела, его существо наполнялось тихим, ровным светом, и было одинаково приятно открыть глаза и закрыть их, свет по обе стороны встречал его, он был не одинаков, как две комнаты одного Дома – теневая и солнечная. После сияния и обжигающего экстаза одного мира тянуло в тень и прохладу другого. Ему не хотелось выйти на улицу, узнать, какой день, все равно. И, наконец, он покинул тело надолго.
Из медитации его вывел Аланд, в теле та же легкость: свобода движения, легкость дыхания, ясность мысли и чистота внутреннего виденья.
– Рудольф, мы поедем сейчас в Школу музыки, сыграешь там с десяток сонат, нужно немного удивить корифеев.
– Чем?
– Ты поймешь чем, когда сядешь в зале перед аудиторией за инструмент.
– Мне не следует разыграться?
– Ни в коем случае, нужно, чтобы первый звук, который ты извлечешь после двух месяцев твоего отсутствия, ты извлек при них. Это совсем другой будет звук, и это то, что им следует отождествить с твоей игрой.
– Двух месяцев?
– Два месяца – это была непрерывная медитация, когда ты последний раз покинул тело. До этого был почти месяц смешанной работы, пока ты готовил тело к длительному переходу.
– Что за день сегодня?
– Сегодня твой день, Рудольф, жена твоя в полном порядке, ждет тебя, вы поедете вместе. Сейчас ты вернешься из отъезда – и пара часов у тебя есть до выступления, чтобы со всеми пообщаться.
– Что я буду отвечать?
– О поездке ничего, это не обсуждается, а радоваться вы будете друг другу искренне.
– Я не заметил, что прошло столько времени.
– Так и бывает, я доволен тобой, ты много сделал. Сам ты не вполне можешь это оценить, потому что для тебя твое состояние естественно, ты перешел в него без потрясений, мягко, предоставь оценить перемену в тебе другим. Это первый шаг, ты пойдешь дальше. Но ты поймешь, что даже первый шаг твой стал серьезной переменой, ты не тот Рудольф Вебер, который спустился сюда в ноябре. Переоденься, твой портфель так и не разобран, появишься, пока никого в Корпусе, кроме женщин, не будет, но они увидят тебя, только когда ты поднимешься на второй этаж.
– Где все?
– Зачем ты спрашиваешь?
– Да, я вижу, они на стрельбище.
– Именно, ты играешь сегодня только тем, от кого зависят твои дальнейшие выступления, в одиннадцать мы должны там быть, поторопись.