Великий воспринял это как должное, дал время утихнуть заздравным возгласам и продолжил.
– Сделай так, чтобы яд стал вреден не больше, чем укус пчелы, избавь от мук раненых и верни их в строй, чтобы они с удвоенной решительностью пошли на армориканцев, желая поквитаться с ними за свои страдания. Такова моя воля. Тебе нужно время, чтобы обратиться к твоим богам за советом? Кстати, а как зовут верховного?
– Его имя Нга. Но беспокоить его нет необходимости, сейчас у меня к нему нет вопросов, я готов держать ответ немедленно!
При этих словах произошло заметное волнение в свите. Многие ожидали, что угр начнёт уходить от прямого ответа, постарается тянуть время – просить отсрочки для общения с богами, на подготовку и проведение обряда, в надежде, что тем временем ситуация каким-то образом сама собой уладится. Решимость, с которой этот угр дал согласие держать ответ, поразила всех без исключения.
– Почему мы не сошлись раньше, Чекур? – помедлив, произнёс Аттила. – Пусть Нга не оставит тебя, иначе мне будет жаль потерять человека, который только-только начал мне нравиться. Пусть и Кок Тенгри встанет на твою сторону.
Конечно, решение, которое Чекур собирался озвучить, не было наитием. К такому развитию событий он просто оказался готов. Ещё до того, как за ним явились стражники Аттилы, чтобы передать его волю и сопроводить в ставку, вождь угров размышлял, как ему в случае стычки с армориканцами, противостоять их отравленному оружию. Обращаться за советом к Нга или кому-то из сонма подчиняющихся ему богов он не стал. Чекур вообще не был шаманом в традиционном понимании – не камлал, как другие, с бубном и плясками, он и без этого входил в транс для общения с миром духов. Но в последнее время делал это всё реже. Вместе с тем, он всё чаще стал задумываться о том, что величие и могущество их богов сходит на нет, тает, как весенний снег. Все они словно являлись частью каменного пояса гор, поросших густыми лесами, и граничащих с ними на севере – тундр. Степей – на юге. Появление на их землях хуннов, увлёкших за собой самых сильных и отважных носителей веры, и последующее слияние хуннов, угров и других племён в один народ – гуннов, в свою очередь, подорвало корни и самой веры, от чего та стала сохнуть и терять силу.
Лишённые привычных ориентиров и опор боги рек, озёр, покровители охоты, рыбалки и стойбищ растерялись и, как обычные люди, оказавшиеся в непривычных для себя условиях, стали совершать ошибки, давать промахи. Правда, по-настоящему понять и прочувствовать это могли лишь шаманы, но у одних не хватало ума понять это, у других – признать. Были и третьи, кто, как Чекур, и понял и признал, но продолжал совершать обряды, чтобы не потерять власть над своим народом, не утратить его доверие. Так не могло продолжаться бесконечно. Выход из этой ситуации рано или поздно надо было найти. Но где он и куда ведёт, пока было неясно, а потому необходимо было оставить всё как прежде, хотя бы внешне.