Я ведь разобралась с этим. Разобралась. Наверное.
– Никогда-никогда? – язвительно хмыкнул док, поглядывая на мои
пальцы, ощупывающие так давно не целованные губы. До чего
проницательный маг.
Кулак в кармане все еще стискивал толстую, в несколько слоев
сложенную бумагу. Это было не первое письмо, дошедшее до адресата.
Как и предыдущие, я не собиралась его читать. Просто… Наверное, все
дело в лепестках филии, что кружились в весеннем воздухе всюду,
куда бы ты ни пошел.
Граймс навесил какой-то заговор, чтобы они не пробирались хотя
бы в диагностическое. И, похоже, сегодня мы с ним вдвоем прятались
здесь от розового вихря, запускающего сердце в припадочный пляс.
Иначе как объяснить, что оба, как загнанные гхарры, прибежали сюда
в такую рань, толком не приведя себя в порядок?
Канун дня весенних даров… Последний раз я отмечала его год
назад. С Кристианом, в приемном покое Тарлинской лечебницы. У нас
тогда все только началось, да так закрутилось, что сердечные жилы
мигом свело в тугой клубок. Который внутри меня до сих пор не
распутался.
– Граймс, вы тут? Лечите! – в кабинет ввалился мрачный вихрь и
водрузил на кушетку замершее девичье тело в форменном платье. –
Полетели первые крикетки… А ведь еще не вечер!
– Должен вас огорчить, сир Райс: крикетки не летают, –
меланхолично заверил того целитель, без капли любопытства глядя на
светловолосую студентку.
Та лежала без чувств с закатившимися глазами и уходить на своих
двоих не планировала. Всем видом намекая, что утро у академических
целителей начнется не с кофе.
– И я о том же. Но сегодня они полетят, уверяю вас.
Райс хмурым носатым грикхом прошелся по кабинету. Здесь он
чувствовал себя как дома. А лучше бы помнил, что в гостях.
– Неинтересный случай, – чрезвычайно быстро диагностировал
Граймс. – Почему вы их всех ко мне тащите?
– Потому что моя работа – штопать по ночам разрывы материи, – с
угрозой в хриплом голосе протянул невыспавшийся магистр. – А ваша –
латать дырки в студентах.
– Я не обнаружил в ней никаких лишних отверстий. Только те, что
положены по стандарту, – равнодушно бросил Граймс, открывая девушке
рот. Я узнала в пострадавшей Элодию Хаммер с третьего курса. –
Фиолетовый. Хмм… Необычный окрас для языка. Что вы с ней сделали,
Райс?
– Почему сразу я?
– Налицо непереносимость чар высшего порядка. А вы, насколько я
слышал, уже сир…