Мышь и Клешня должны
были взять богатенького торговца под руки, но он как-то избежал их
прикосновения и молча последовал за ними. Войцехт проводил троих
взглядом. В попутчике было что-то странное, слишком свободно он
держался для того, кого отчаянное положение заставило
присоединиться к каравану черноторговцев. Трубач выпил еще и
уставился в окно, подозрительно сузив глаза: его ребята открыли
клетку, а мужчина просто залез в нее, не сопротивляясь.
«Храбренький, - усмехнулся Войцехт. - И
богатенький».
Даор легко согласился:
его не смущали и не пугали условия, которые любой другой счел бы
невыносимыми. Как только Войцехт отвернулся, черный герцог проложил
в углу клетки слой теплого и мягкого воздуха и удобно расположился
на нем сидя, вытянув ноги, а затем окружил себя прозрачным коконом,
отрезавшим его от окружавшего зловония. Он легко тронул сердце
коноплянки, и тот ощутимо запульсировал на его запястье. Войцехт,
как, впрочем, и другие головорезы из его банды, мигом потерял к
нему любой интерес, и герцог Даор оказался предоставленным сам
себе. Он достал книгу и углубился в чтение, не вступая в разговоры
с другими заточенными в клетке людьми.
Ему предстояло проделать
в этой сомнительной компании полуторадневный путь к алтарю.
Интересовавший его древний артефакт, появлявшийся раз в тысячу лет
и только в месте ритуала и при соблюдении соответствующих условий,
представлял собой большую как исследовательскую, так и политическую
ценность, давая своему обладателю власть над умами тех, кто стоял
выше в признаваемой им иерархии.
Трубач, получивший
описание ритуала от своего отца и деда и волею судьбы оказавшийся
ключом к правильному его проведению, думал, что найденный кровавый
камень поможет ему победить других главарей банд и стать уважаемым
человеком. Конечно, кровавый камень мог и не такое. Чего Войцехт не
мог знать, так это того, что кровавый камень подчинится первому,
кто прикоснется к нему после принесения жертвы, и этим первым
собирался стать Даор. Конечно, поначалу он рассматривал возможность
переместиться к алтарю самостоятельно, однако нахождение в круге
любого, присутствие кого не одобрил бы Войцехт, привело бы к
мощному взрыву, тогда появления камня пришлось бы ждать еще тысячу
лет. Ближе к месту ритуала присоединяться к каравану также было
рискованно: Войцехт славился своей паранойей, он вряд ли взял бы
попутчика, уже начав движение. Со свойственной ему
подозрительностью Войцехт и так убедил всех, что едет в Туманную
гавань, и никому бы и в голову не пришло, что по пути к мглистым
утесам он свернет на каменистую дорогу к вершинам и проведет там
ночь.