– Чего ты там блеешь,
– теряя терпенье, раздраженно проворчал кардинал.
– Говори, из-за чего графа кончил и отправляйся отдыхать
обратно в камеру. Там тебя, между прочим, уже завтрак
дожидается.
– Я не помню, – обреченно
выдохнул я. – Стараюсь вспомнить, но ничего не выходит.
– Так! Мне это решительно
надоело! – хлопнул себя по бокам главный церковник
королевства. – Буж, да он над нами просто издевается.
Давай-ка, братец, прищучь его хорошенько. Заставь злодея-душегубца
поскорее все вспомнить.
– Будет исполнено,
– откликнулся из-за спины писклявый услужливый голос
невидимого садиста.
И в следующую секунду я с нарастающим
ужасом ощутил, что спинка моего железного кресла начала быстро
отклоняться вниз, а удерживающая ноги колодка, напротив,
подниматься верх. Под воздействием хитрого механизма через
несколько секунд кресло обернулось жесткой лежанкой, и я поневоле
перешел из сидячего в лежачее положение.
– Нет! Нет! Не надо! Ааа!..
– отчаянно завопил я, когда пришли в движение подлокотники с
закрепленными на них руками и на невидимых полозьях заскользили
вверх, немилосердно выкручивая при этом мои несчастные,
окольцованные стальными браслетами запястья. Начавшая было утихать
рана на левой руке отозвалась очередной вспышкой оглушительной
боли.
Удерживающая ноги колодка тоже пришла
в движение и потянула зажатые щиколотки в противоположную сторону.
Через четверть минуты я оказался растянут на пыточном ложе, как
червяк. А садюга палач, игнорируя мои мольбы дать хоть секунду
передышки, продолжал давить на невидимые рычаги дыбы, забавляясь со
мной, как с гуттаперчевой игрушкой.
Мышцы и сухожилия на руках и ногах
трещали от неимоверной растяжки. Кости, казалось, были готовы
выскочить из суставов. Боль во всем теле была адская. Я чувствовал,
как под гнетом страшного давления начинают расходиться края свежей
раны на левой руке, как оттуда ручьями льется кровь и беззвучно
стекает на грязную солому пола. Завывая в полный голос, я принялся
отчаянно молотить головой о железную спинку разложившегося кресла,
в безумной надежде расколоть свою черепушку, сдохнуть и прервать,
наконец, невыносимое мученье. До того, как мои молитвы были
услышаны и кровавая экзекуция, наконец, прекратилась, я успел
набить на затылке здоровенную кровавую шишку.