Из одежды на мне остались лишь
короткие, до колен, подштанники. Я сидел в неудобном железном
кресле, пристегнутый к нему, кроме наручных кандалов, широкими
кожаными ремнями на груди и животе, и так туго, что едва мог
дышать. В довершение бед, скрытые под сиденьем ноги оттягивали к
полу тяжелые колодки, от жестких зажимов которых стиснутые
щиколотки буквально горели огнем. Приходилось признать, что
захомутали меня качественно, и без посторонней помощи выбраться не
представлялось возможным. Как не печально это было осознавать, но
сейчас я был полностью во власти своих мучителей.
О том, куда угодил, догадаться было
не сложно.
Справа от кресла неподвижной
безмолвной статуей возвышался двухметровый жирдяй с иссеченной
шрамами рожей, являющей отвратительную смесь свиного и бульдожьего
рыл. Толстяк был облачен в длинный, до пят, красный кожаный фартук,
из-за которого безобразно выпячивались розовые, блестящие от пота
телеса. Его голые руки синели обилием татуировок в виде цитат из
Святого Писания, в правой он сжимал большие черные кузнечные щипцы,
в левой пропитанную нашатырем тряпку. Этот вечно хмурый,
неулыбчивый тип был своего рода городской знаменитостью. Его звали
Мясник Буж. За ним давно закрепилась дурная слава самого жестокого
палача Святой Церкви и Инквизиции стольного града Лягвиджа. Будучи
садистом по натуре, Буж не знал жалости и сострадания,
татуированные лапы его были по локоть в крови. Поговаривали, что за
плечами садиста более сотни до смерти замученных еретиков.
Соседство с таким чудовищем уже само
по себе не предвещало ничего хорошего. Но жуткий тип с кошмарной
репутацией был лишь слепым орудием, действующим по указке бездушным
исполнителем. Партию первой скрипки на уготованном мне допросе вел
притулившийся в тени у стены неприметный старичок с окладистой
седой бородкой в простом сером инквизиторском балахоне. Вглядевшись
внимательней в старика, я аж вспотел от изумления. Это оказался Их
Преосвященство кардинал Ваалд де’Крупэ собственной персоной, сам
глава Святой Церкви и Инквизиции. Не мудрено, что его голос
показался знакомым, главный церковник королевства обожал публично
проповедовать «заблудшим овцам» разношерстной паствы, и мне
доводилось неоднократно слышать его пламенные речи на Большой
Рыночной площади Ляхвиджа.