– Сие весьма похвально, и
непременно зачтется при вынесении судом приговора, – важно
покивал кардинал.
– Каким еще судом?!
– Самым честным, неподкупным и
справедливым. Судом нашей славной Святой Церкви и Инквизиции,
– охотно пояснил старик.
– Да объясните же, наконец, что
за дурацкое убийство, в котором меня ошибочно обвиняют! Ну да,
вероятно, вчера я позволил себе выпить лишнего. Но с каких это пор
Святая Церковь так жестоко карает за пьянство?!
– А ты неплохо держишься,
– неожиданно похвалил Его Преосвященство. – Очень
натурально разыгрываешь свою непричастность к убийству. И если бы
оно уже не было доказано, возможно, тебе бы удалось меня
переубедить. Но в данном случае, видит бог, тебе не отвертеться от
справедливого наказания.
Глава вторая, в которой из
меня тянут правду
– Да поверьте же мне, наконец!
Не было никакого убийства! Меня оклеветали! Я никого не убивал!
– завопил я, не помня себя от ужаса.
– Вот сейчас и проверим,
– издевательски равнодушно пожал плечами старик и обратился к
невидимому помощнику: – Буж, у тебя все готово?
– Да, господин,
– неожиданно писклявым голоском откликнулся огромный толстяк.
– С чего прикажите начинать?
– Пожалуйста, не нужно ничего
начинать! – взмолился я, отчаянно дергаясь на жестком сиденье,
пытаясь вырваться из оков и ремней. – Прошу Вас, Ваше
Преосвященство, давайте продолжим беседу! Обойдемся без пыток!
Клянусь, я и так добровольно все скажу! Ну не надо!..
– Приласкай-ка, дружочек, для
начала, его левую руку, – игнорируя мои вопли, распорядился
неумолимый старик. – Это ему живо память прочистит. А то шутки
со Святой Церковью, душегубец, шутить вздумал. Овечкой невинной
прикидываться… Запомни, умник, невиновные сюда не попадают,
– последняя его фраза, разумеется, была адресована уже
мне.
Отчаявшись уговорить изуверов, я
попытался спрятать за спину приговоренную левую руку, но проклятая
стальная цепь наручника шутя выдержала отчаянное сверх усилие и
удержала руку на подлокотнике. Как в кошмарном сне, я увидел
докрасна раскаленные клешни щипцов, неспешно вынырнувшие из-за
спинки кресла. Прежде чем вонзиться в обреченную руку, они
приблизились к моим глазам, чтоб я, сперва, получше рассмотрел
чудовищное орудие пытки.
Мясник Буж не спешил исполнять
кардинальский приказ, упиваясь моим страхом, он какое-то время
играл со мной, как кошка с мышкой, то удаляя, то вновь приближая к
глазам ужасные щипцы. Опытный палач прекрасно знал, что ожидание и
предчувствие боли порой бывают стократ ужасней ее самой. Отсрочкой
неизбежной экзекуции он за считанные секунды довел меня до
животного ужаса.