— Забрали себе?
— Нет, предложил погодить с макулатурой. Что макулатура?
Двадцать рублей за тонну, невелика корысть. Сложили журналы в
каморку под лестницей, там и по сей день лежат.
— Вы, Чижик, и прежде богатым были, а теперь и вовсе миллионер.
Построили бы библиотеку, а? — для разрядки разговора сказал
Тритьяков. Или не для разрядки.
— Конституция не велит, — ответил я со вздохом.
— Конституция?
— Разумеется, Евгений Михайлович. По нашей советской конституции
основой экономической системы является социалистическая
собственность. Никто мне не позволит владеть библиотекой — ни
зданием, ни землей под зданием и окружающей территорией, ни
фондами. И использовать наёмных служащих тоже никто не позволит.
Нет у нас частных библиотек. Нет.
— Так вы передайте деньги государству. Шахматные миллионы.
— Передайте — в смысле отдайте? Это вряд ли. Но вы мне подали
хорошую идею. Я построю библиотеку. В Ливии. Там экономика
многоукладная, и владеть библиотекой не воспрещается. Как и
больницей, лавкой, земельным наделом — в известных пределах.
Выкуплю у института старые журналы, те, что под списание. Выкуплю и
перевезу в Ливию. Долго под лестницей им не прожить, журналам, а в
них много любопытного и полезного, нужно лишь читать и думать.
Тут привезли доктора-радиолога, он начал обсуждать с Чазовым
результаты обследования на альфа-распад и план лечения, не обращая
на меня никакого внимания.
Я глянул за стекло.
Андропов спал.
И я тихонько-тихонько стал искать выход.
— Куда? — спросил Тритьяков.
— Домой. В Сосновку.
— Он вам больше не нужен? — спросил генерал Чазова.
— Кто? Шахматист? Нет, не нужен. Спасибо вам за подсказку, —
соблаговолил поблагодарить меня академик, и на том мы
расстались.
Я бы долго искал свою одежду, забытый и никому не нужный, но
Тритьяков поймал санитара и велел ему заняться мной.
Что санитар в штатском и исполнил.
Генерал довез меня до Быково и подвел к особой кассе.
— А уж билет вы за свои покупайте, Михаил Владленович, — сказал
он елейным голосом, — вы у нас богатый.
Я купил.
Вылет был через час.
Мы с генералом прошли в закрытый буфет. В смысле — в буфет не
для всех, депутатский.
Несмотря на поздний час — или уже ранний? — нас обслужили
хорошо. Тритьякова тут знали, он запросто звал официантку Верочкой,
а та отвечала «слушаюсь, товарищ генерал», хотя Тритьяков был в
штатском.