— Доктор Чазов, — представился он.
— Доктор Чижик, — представился я.
Очевидно, он ждал другой реакции. Что я вскочу и начну
расшаркиваться. Дудки! Кто такой Чазов я, конечно, знал. Но и он
должен знать, кто такой Чижик. Впрочем, скоро атомщики разберутся,
кто из нас кто.
Мы ждали, ждали, ждали.
Телефон заиграл спокойную музычку. Заграничная модель,
немецкая.
Чазов снял трубку. Послушал. Поблагодарил.
— Вы угадали, — сказал он. — Альфа-распад обнаружен.
— Я не гадал. Я заподозрил по симптомам и анализам.
— Откуда вы знаете признаки отравления полонием?
— Вам не кажется, что сначала нужно заняться больным?
— Я сейчас вызову нашего радиолога, профессора Семёнова.
— Вызывайте, но время дорого.
— Что же вы посоветуете?
— Я не радиолог, но унитиол точно не повредит. Исходя из общих
соображений.
Чазов распорядился, и через три минуты Андропову уже делали
инъекцию. Куда следует, да.
— Я, думаю, могу идти? Я доктор молодой, опыта в лечении
подобных больных у меня нет, ваш радиолог наверняка подготовлен
лучше меня.
— Сначала ответьте на вопрос академика Чазова, — Тритьяков
сделал упор на слове «академика». — Откуда вы знаете признаки
отравления полонием?
— Случай описан в журнале Die Radiologie, мартовском номере за
тысячу девятьсот тридцать шестой год. Работник радиологической
лаборатории при невыясненных обстоятельствах принял внутрь — или
ему попала внутрь — доза полония в количестве нескольких
нанограммов.
— Нанограммов? Это сколько? — перебил меня Тритьяков.
— Очень и очень мало. Принял, заболел — и умер. Никто не мог
понять причины болезни. Поначалу посчитали пищевой
токсикоинфекцией, потом подозревали отравление таллием, и только
когда узнали о пропаже полония — а это очень и очень дорогое
вещество, учет идет буквально на миллиардные доли грамма,
догадались проверить останки лаборанта на альфа-излучение.
— Познавательно. А откуда к вам попал этот номер журнала? Так
своевременно?
— Попал он ко мне в руки на четвертом курсе. То есть в семьдесят
шестом году. Во время субботника мы перетаскивали библиотечные
фонды, на списание. И среди них были различные немецкие журналы.
Трофейные, их завезли после войны. А библиотека не резиновая,
площади не хватает, журналы спросом не пользуются, вот и решили их
— в подвал. А подвал — дело ненадежное. Прорыв водопровода,
канализации, да и пожарные против. Решили сдать в макулатуру. А тут
я.