Подали нам жареный картофель, котлеты по-киевски, салат и графин
водки.
Генерал налил по пятьдесят — себе, и, не спрашивая, мне.
— Знаю, что не нужно тебе повторять, но повторю: о том, что
видел — никому и никогда, — опять перешел он на «ты». — Ни
священнику, ни маме с папой, ни жене... то есть жёнам, — поправился
он. — Ни-ни. Есть тайны, прикосновение к которым убивает.
Мы выпили. Не чокаясь. И стали есть.
— Как думаешь, поправится Юрий Владимирович? — спросил Тритьяков
на половине котлеты.
— Это вы у своих специалистов спрашивайте, профессоров и
академиков. Только...
— Что только?
— Полоний не ради шутки подсыпали Андропову.
— Чтобы убить.
— Чтобы он умирал мучительной смертью. Долгой. Недели и месяцы.
Тут есть маленький шанс: вдруг доза маленькая, чтобы подольше
мучился, и вдруг удастся вывести полоний — тем же унитиолом хотя
бы. Или есть другие, секретные средства и способы лечения. Полоний
в магазинах не продают, думаю, найдете источник, найдете и узнаете,
какая доза.
— Тот, кто подсыпал, поди, червей в земле кормит, — ответил
Тритьяков. — Ладно, Михаил Владленович, поздравляю с победой, желаю
всего наилучшего. И от чистого сердца скажу: будьте осторожны.
Ведите себя максимально скромно. Время впереди зыбкое. Кажется,
зеленая полянка, а ступишь — трясина. Насчет библиотеки я не просто
сказал. Подумайте, может, лучше отдать часть, а то и всё отдать.
Денег у вас и без того много, и всегда сможете заработать.
— Я подумаю, — заверил я генерала.
Мы допили водку.
— А как же вы... Вы же за рулём!
— Элементарно, Михаил Владленович! Водителя официантка вызвала,
водитель в машине меня ждёт!
Мы обменялись рукопожатиями, и я пошёл: объявили регистрацию на
рейс.
Поднимаясь по трапу, я вдруг подумал: а как умирал Брежнев?
От автора:я беру перерыв. Не
слишком большой, но и не совсем уж маленький. Соразмерный
усталости.
Продолжение — следует!
15 сентября 1978 года, пятница
Дома
«Аэрофлот» не подвёл. Як-40 приземлился вовремя, багажом
обременён не был, тут же взял такси — и успел на вокзал к прибытию
московского поезда. Народу на перроне было изрядно. Человек двести.
А на площади перед вокзалом — тысячи полторы. И трибуна. Неужели
встречают меня?
Встречают! Иначе как объяснить транспарант «Слава советским
шахматам!» и прочие приметы вроде «шахматных очков» на лицах самых
передовых поклонников великой игры?