Среди них были и свидания с Кэсси, и
работа над театром, и улыбка крошки Манни, и наши с Ленни шалости –
из тех времён, когда мы ещё дружили. Большинство я не запомнил. От
ругани Арбальда остался лишь беззвучный образ, а драка Норра и
вождя постоянно заслонялась костром. Я плыл сквозь все эти кусочки
памяти, как сквозь ночной снегопад. Ни один из фрагментов не цеплял
– хотя они и были самыми яркими. Встречались и тусклые, из прежних
жизней. В них я пытался сдать сессию, рубился в компьютерную игру
или дурачился с лучшим другом. На всё это тоже было плевать. Как и
на ещё более древние, из жизней до – а их там скопился не один
десяток.
Эта инкарнация последняя. Других
воплощений не будет.
– И что? – ответил бы я равнодушно,
если бы то завихрение темноты, с которым я себя ассоциировал, могло
отвечать. – Умер так умер. С кем не бывает.
Но я не умер. Я повис где-то
посередине, между смертью и жизнью, и болтался какое-то время, пока
одна из сторон не перетянула меня к себе.
Я выжил. Сначала пришла боль, потом
– чувства собственного тела, чуть позже – всевозможные ощущения, а
самым последним оформилось сознание. Всё это заняло, как минимум,
несколько дней. И те, кто был рядом, искренне радовались моему
успеху.
Я очнулся в большой кровати, в
гостевой комнате усадьбы Толлов. Рядом сидела Дона, наша верная
служанка. Первое моё выныривание в реальность довело её чуть ли не
до инфаркта:
– Святой Порядок, юный Пфохс! – она
схватилась за сердце. – Рэй, вы... вы...
– Я живой, – улыбнулся я и попытался
встать.
Увы, силы подточила болезнь. Я тут
же потерял сознание и вновь провалился во тьму. Но в следующий раз
очнулся уже на подольше. Даже поесть самостоятельно смог. Третье
"выныривание" пролилось около часа. Четвёртое – целый вечер. Так,
шажок за шажком, я возвращался в мир живых. Заново учился сначала
сидеть, потом вставать с кровати, ходить – и, надо сказать, делал
невероятные успехи. Наш местный врач, доктор Альбер, только руками
разводил: мол, этот мальчишка творит чудеса.
Меня то и дело кто-нибудь навещал.
Ещё до моего пробуждения у кровати постоянно дежурили – либо Дона,
либо другие служанки. Молли и Тэя каждое утро ставили свежий букет
на столик у изголовья. Крошка Лю приносила своих лучших кукол и
ежедневно рассаживала их вдоль спинки кровати. Она постоянно
молилась за меня Порядку. Приходили другие горожане: кто просто
посидеть, поддержать маму и сестер, кто приносил какую-нибудь
мелочь, вроде брошки или плитки шоколада. Кэсси навещала меня чуть
ли не каждый день. Она по нескольку часов проводила у кровати,
читая вслух различные книги. Казалось, о многолетней вражде между
Толлами и Уллями было забыто. Никто девушку не выгонял, никто не
говорил ей дурных слов. Кэсси тоже молилась за моё
выздоровление.