— Так, пока ты кормишь Фанни, я смотрю
котят, — деловито распорядилась Лиса, цепляясь рукой
за перекладину стеллажа. — А ты потом
посмотришь, не переживай.
Макс не успел возмутиться, как она добавила:
— Ты же у нас ботаник, вот и займись
животным!
— Ботаника — наука о растениях, — Максим
наконец-то почувствовал, что час реванша близок. — Вот
об овощах я много могу рассказать — с одним так
вообще живу с рождения бок о бок!
Лиса, уже добравшаяся до верхней полки металлического
стеллажа, запустила в брата первой подвернувшейся под руку
тряпкой.
...Крошечные пятнистые комочки, копошащиеся в картонной
коробке среди тряпья и рваной бумаги, выглядели такими
беззащитными, что у Лисы защемило сердце. Она осторожно взяла
одного под мягкое брюшко и поднесла поближе к лицу.
Котёнок тут же запищал изо всех сил, разевая беззубый ротик,
и вцепился в её руку едва заметными,
но царапучими коготками. Фанни, услышав его, бросила еду
и мгновенно взлетела наверх. Обеспокоенно взмуркивая, она
перенюхала всех оставшихся котят, спешно лизнула каждого, после
чего подгребла под пушистый живот и настороженно уставилась
на Лису, которая держала пятого, самого драгоценного.
— Смотри, какой хорошенький! Такой трогательный... Носик
розовый, маасенький, а хвостик какой крошечный,
а лапки — ну посмотри же, прелесть, правда?
— растрогавшись, Лиса даже забыла, что младшему братцу спуску
давать нельзя ни на минуту.
Макс, только что забравшийся на стеллаж, к предложению
рассмотреть поближе покрытого пушком котёнка от силы трёх дней
от роду, отнёсся без особого энтузиазма.
— «Ноосик», «хвоостиик»! — намеренно растягивая
гласные, передразнил он сестру. — Все вы, женщины,
одинаковые. Только увидели младенца, так сразу сюсюкать. Скажи
лучше, как нам их отсюда вниз утащить?
Он пошарил по стеллажной полке и нащупал под
слоем пыли тонкую не то тетрадь, не то книгу.
Обложка была бархатной от пыли и между страниц что-то
сухо похрустывало.
Максим подтянул находку и при слабом свете фонарика
с разочарованием обнаружил, что перед ним всё-таки тетрадь.
Не книга. Книги он любил так же, как свои игры.
Слова не были для него звуками, но долгое время
оставались знаками. Говорить Макс начал поздно, а вот читать
и писать выучился сам года в три и никто
из обследовавших его специалистов не мог объяснить этот
феномен. «Дети интернета, — развела руками одна старая
докторша. — Что ему нужно дома, он и пальцем
покажет, так зачем напрягаться и говорить? А что ему
нужно найти в сети — то приходится читать
и писать».