Отставить светских
пионеров, что бы это ни значило, бога и всё остальное вместе с
товарищем майором. Сосредоточься. Только переломы, раны и травмы.
Сутки глубокого сна, и станет легче. Лучше – двое суток. Это не моё
тело, уже ясно. Или тело, которое я по каким-то причинам не
воспринимаю, как своё. Но это человеческое тело, и управлять им я
могу практически, как своим. Сейчас дадим команду на излечение и –
спать. Глубокий долгий сон – вот всё, что мне сейчас нужно. Мозг
справится сам. Надеюсь.
Я послал мысленный
сигнал в гипоталамус, активируя и усиливая его работу. Это не
слишком трудно, когда знаешь, как это делать. Я знал. И второй – в
продолговатый мозг, самую древнюю часть человеческого мозга, в
которой сосредоточена память миллионов лет эволюции. Третий – в
мозжечок. Четвёртый – в спинной мозг. Хватит, пожалуй. Дальше они
сами.
Лежал с закрытыми
глазами, прислушиваясь, как поднимается внутри организма прохладная
волна, наполненная тысячами, сотнями тысяч мельчайших, несущих
радость и здоровье, невидимых пузырьков (воображаемые пузырьки в
воображаемой волне, но какая разница, если это работает, верно?) и
медленно погружался в сон. За дверью бубнили, - я смутно различал
голос Алиева и товарища майора. К ним примешивался ещё один -
женский, очень знакомый. Голос, полный любви и тревоги. Тревоги и
любви.
Мама, успел
подумать я, прежде чем уплыть в страну сновидений. Но перед тем,
как соскользнуть туда окончательно, самым краем ещё бодрствующего
сознания понял – слово «мама» звучит одинаково на обоих языках,
которыми я владею, и значит одно и то же.
Её – маму – я и увидел, когда снова открыл
глаза. То, что эта молодая симпатичная женщина, которой, вероятно,
нет и сорока, - моя мама, понял сразу. Нет, я её не узнал. Но
понял, догадался, что это она. Точнее, мама Сергея Еромлова, в чьём
теле я оказался. Этот момент – нахождение в чужом теле – я тоже
осознал быстро и окончательно. Как и то, что шизофренией - так
называют здесь психическую болезнь, при которой больной испытывает
раздвоение личности, - я не болен. Во всяком случае, мне так
кажется. Правда, я почти ничего не помню о себе – Кемраре Гели,
сорокадвухлетнем инженере-пилоте экспериментального нуль-звездолёта
«Горное эхо» но, очень надеюсь, со временем память вернётся. Потому
что о бывшем хозяине этого тела – советском пионере Сергее Ермолове
я тоже почти ничего не знаю и не помню. Например. Моего папу зовут
Пётр. А маму? Уже не говоря о том, где мы с мамой сейчас
находимся.