Сфен тяжко вздохнул, выпуская из широких
ноздрей струйки пара и собрав остатки сил, налег на больную ногу. В колене что-то
неприятно затрещало и ногу прошило острой болью, напоминая, что вывернутый в
сражении мосол так и не зажил до конца. Скрипнув от боли клыками, торчащими
вверх из нижней челюсти, Сфенос упрямо сжал губы и, утерев пот, выступивший на
лбу, продолжил путь. К боли ему было не привыкать, семь лет рабства научили его
стойко сносить экзамены и похуже. Плохо буде если его поймают и вернут обратно.
От этой мысли орк в страхе поежился и нервно
оглянулся назад. Ветер, дувший в спину, словно только этого и ждал. Он зло
сыпанул ему в глаза целую пригоршню мелких льдинок, от чего глаза Сфена
заслезились, и все вокруг размыло, словно в тумане. В скрипе тонких деревьев, то тут, то там
росших по болоту, ему снова почудились голоса преследователей, а в их тенях ему
померещились фигуры горных гоблинов. Орка накрыл приступ паники. Тело словно завопило, требуя бежать, ползти,
прятаться. Огромным усилием воли Сфен заставил себя оставаться на месте.
— Все
ложь, — повторял он себе. – Память опять играет со мной. Я свободен!
Он потер
глаза, густо окруженные глубокими морщинами, и зрение вернулось к нему в
прежней четкости.
— Ну вот
же, посмотри. – говорил Сфенос сам себе. — Только пустота и эти несчастные
деревья. Чего было пугаться?
Убеждая себя, он поворачивался по оси, прикрывая
теперь глаза ладонью. Вокруг все также белело болото. Никто не двигался на нем
кроме теней, отбрасываемых скрюченными ветками. Только они, словно оживленные
поземкой, тянули к нему свои серые пальцы, напоминающие щупальца морских
чудовищ. Но догоняли и касались Сфеноса только ручейки ледяного песка,
перетекающие между замерзшими кочками.
— Как
ребенок… — стыдил себя орк, не знавший когда-то, что такое страх. – Или
трусливая, старая женщина. Женщина, вот кто ты теперь Сфен.
Страх
понемногу отступал, давая дышать полной грудью, но тощее тело, напоминавшее
балахон, одетый на вешалку, было натянуто, словно струна и орк продолжал чутко
прислушиваться к каждому звуку.
Напев болота был монотонным и скучным:
завывание ветра, хруст веток, скрип снежной крошки о лед. Раз за разом, один и
тот же мотив повторялся, успокаивая уставшего орка. Виииу, шелк-щелк, шооорх. Эти звуки как
колыбельная укачивали Сфеноса. Когда он
уже был готов продолжить свой путь, в эту тихую песню чуть слышно вклинилось
почти неощутимое: мяу… Правое ухо, лишенное кончика, дернулось. Глубоко
посаженные глаза сосредоточенно заметались по белому полю в поисках источника.
Звук был такой слабый, что сначала Сфен решил - показалось. Но нет. Он
повторился снова и снова. Теперь, когда голова орка была повернута к востоку,
его можно было различить более отчетливо. Звук, напоминавший мяуканье котенка,
повторялся, складываясь в мелодию.