Бёрк. Оборотни сторожевых замков. - страница 15

Шрифт
Интервал


- Живое… - Прошептал орк, охваченный волнением. Страх его совсем забылся и душу теребил интерес. Такие звуки точно не могли издавать гоблины, единственные существа которых Сфенос боялся. Их глотки только и могли, что рвано рыкать. Нет, не гоблин, это было что-то другое, маленькое, возможно съедобное…

За все дорогу орк ел только раз. Он случайно натолкнулся у предгорья на останки оленя, видно бедняга свалился с крутого уступа и свернул себе шею. Где несчастье у одного, там прибыль другому. Сперва Сфенос ободрал с него шкуру, которая теперь заменяла ему плащ, а потом добрался и до мяса, которое съел сырым, на ходу, даже не останавливаясь на привал. Оленина закончилась пару дней назад, и он тщетно выискивал по дороге что-нибудь съедобное.

Сфенос переступил с ноги на ногу не зная, что делать, но подумав минуту, медленно, крадучись, пошел на звук. Его источник находился недалеко от намеченного пути, он только совсем немного отклонился к востоку, но продолжил идти к краю Безысходной топи. Сумерки опускались быстро, и разглядеть что-то становилось все трудней, но мелодия не замолкала и по мере приближения становилась громче и отчетливее. Орк шел, время утекало, мелодии менялись, и теперь стало понятно, что издававшее их существо было разумно.

На след он вышел у самой границы болота. Тонкая цепочка, почти заметенная снегом, тянулась от леса и обрывалась возле бесформенной кочки. Перед тем как подойти ближе Сфенос огляделся по сторонам. Возможно, что это была ловушка или засада? Холод пронизывал до костей, пробираясь под шкуру. Никакого движения вокруг не было видно.

— Кому ты нужен? — Решил, наконец, Сфенос. – Мерзнуть в этой всеми забытой пустоши из-за одного орка? – Он фыркнул, набираясь храбрости, и все-таки приблизился к источнику звука.

Сначала орк решил, что видит просто кучу тряпья, брошенную на снег, и только остановившись в двух шагах, разглядел тело. Человечка лежала на животе, повернув на бок, и чуть запрокинув голову. Все лицо покрыто гнойниками и не зажившими струпьями. Рот широко открыт, будто в крике. Перед смертью она видимо сильно кашляла кровью, снег вокруг был густо забрызган каплями, которые сумерки окрасили в черный цвет. Виден был только один глаз, распахнутый, с остекленевшим уже, ничего не выражающим, взглядом. Кружащие вокруг мошки снега, прикоснувшись к помутневшей склере, замирали, прилипнув к ней, но не таяли.