– Меня не так легко обидеть. Но развивать тему мне бы не хотелось.
– Хорошо.
– Я высажу вас на въезде. Дальше доберетесь без приключений?
– Да‑да, конечно, – закивала девица и вновь засуетилась. – Сколько я вам должна?
В ее руке, покрытой, как и лицо, веснушками,
оказался кошелек. Герман усмехнулся и мотнул головой:
– Оставьте деньги при себе.
– И все же?
– Если так настаиваете, приглашу вас пообедать.
– Но…
– Да не смущайтесь же так! Ваше лицо уже полыхает ярче волос. Обедать я
собираюсь не вами, а с вами. И это будет не свидание, не надейтесь. Завтра в
час я подъеду к старой остановке. Договорились?
Девица пробормотала что‑то невразумительное. И
хоть определенного ответа так и не дала, Герман почти не сомневался в том, что
она придет. Но на всякий случай решил подстраховаться и, когда рыжая повернулась,
чтобы закрыть дверь, бросил:
– Однажды жители поселка, в котором вы живете, куда‑то ушли. Все до
единого. Через какое‑то время они вернулись, но не все. Никто так и не знает,
что там случилось. Всего доброго вам, Алина! Завтра в час на остановке.
Герман подарил ей самую приятную улыбку, на
какую был способен. И когда девушка, ошеломленная, закрыла дверь, тронулся с
места.
Он мечтал только об одном – добраться поскорей
к себе, не обедая, броситься на кровать и провести остаток дня без движения.
Но, видимо, в этот день он вел себя чрезвычайно плохо. Либо, наоборот, лимит
везения оказался исчерпан, потому что, когда он остановил машину во дворе,
раздался звонок от Захара.
– Герман? – голос старика звучал приглушенно, словно тревога погасила в нем все
звонкие ноты. – Герман, приезжай срочно!
– Что случилось, Захар? – обеспокоился он, быстро перекладывая телефон из правой руки в левую и
вновь заводя двигатель.
– Приезжай. Увидишь.
– Через десять минут, Захар! Еду!
Герман еще не успел произнести до конца последнюю
фразу, а смотритель уже отключил вызов.
Поднимаясь в гору, Алина с радостью подмечала
незаметные на первый взгляд признаки возвращающейся в поселок жизни. То
трепетавшее на веревке в одном из дворов свежевыстиранное белье. То сидевшего
на заборе полосатого кота. То еле слышное урчание мотора, доносившееся из‑за
приотворенной двери гаража. Поселок словно просыпался после долгого сна,
неспешно открывал ставни‑веки, позевывал с шумом, выдыхая через печные трубы
дымок‑пар, поскрипывал ворчливо, как старик, калитками и подмигивал
отражающимися от блестящих поверхностей солнечными бликами. Мужчина с бородой
вновь выставил на террасу мольберт и монотонно наносил на холст мазки.
Спокойствие и радость, утраченные во время короткой поездки с Германом, вернулись
с прогулкой по поселку. К дому Алина подошла, забыв о неприятном осадке,
вызванном неприветливостью и колючестью подвезшего ее мужчины. Из соседского
двора доносился знакомый стук топора и щелканье раскалываемых под ним полешек.
Алина с улыбкой толкнула калитку и крикнула: