Алина кивнула и торопливо извинилась:
– Простите, мне в самом деле пора. Спасибо вам за беспокойство и помощь!
Она сбежала от него, наверное, излишне
торопливо. И когда уже отошла на приличное расстояние, спохватилась, что так и
не спросила имени своего спасителя. Это «знакомство» без имен странным образом
подняло ей настроение. И пусть Алина по‑прежнему чувствовала сильную слабость,
вместо того чтобы бороться, как случалось раньше, с тревогой, вызванной
видением, она улыбалась.
Старик Кириллов хлеб принял с благодарностью,
но от чая отказался. Более того, вежливо, но твердо дал Алине понять, что хочет
остаться в одиночестве. Хотя обычно ее обществу бывал рад. Девушка не обиделась
– мало ли какие у старика могут быть на то причины? Может, он хочет отдохнуть.
Но когда она уже выходила из комнаты, сосед окликнул ее:
– Алиночка, не забудь сегодня закрыть хорошо все двери и окна.
Она оглянулась и удивленно спросила:
– Почему?
– Буря будет, – буркнул Кириллов недовольно, чем вызвал у Алины воспоминания месячной
давности. Она только приехала в поселок и занималась разбором коробок, когда к
ней постучался сосед. «Закройте этой ночью все окна. Буря будет», – сказал старик, прежде
чем успел представиться. И буря действительно тогда случилась. За окном завывал
ветер, о стекла бились ветви и царапали с пугающим скрежетом жестяной
подоконник, собаки в ту ночь скулили и выли так, что сердце леденело от ужаса.
Если ожидается похожая буря, неудивительно, что местные жители торопятся
предупредить об этом новую жительницу. Только вот связано ли ожидаемое ненастье
с полнолунием, о котором упомянула продавщица?
– И это, шторы поплотней задерни, не высовывайся, – добавил старик и
отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Алине ничего не оставалось, как
покинуть его дом.
* * *
Машину пришлось оставить у подножия мыса и
подниматься по узкой тропе пешком. И хоть гора была пологой, это восхождение
каждый раз давалось Герману нелегко, а сегодня и вовсе показалось мучительным.
Нога еще с утра давала о себе знать ноющей болью, а к ночи разнылась так, что и
по дому ходить сложно. Что уж говорить о таком восхождении! Но отменить поездку
Герман не мог. И теперь поднимался, стиснув зубы и сильнее, чем обычно, налегая
на трость. Ее наконечник глубоко врезался в не просохшую после недавних дождей
землю, оставляя вмятины‑пятаки, затвердевшие слепки которых еще долго будут напоминать
о нем. Герман старался не думать о том, что ему еще предстоит подъем по
винтовой лестнице маяка, и, чтобы отвлечь себя от мрачных мыслей, обратил все
внимание в слух. В обманчиво‑вкрадчивом шепоте моря он различал басовитые ноты
поднимающегося из глубин гнева. А может, просто так казалось из‑за
надвигающейся ночи. Какое отношение имеет море к тому, что вот‑вот случится?
Никакого.