Дойдя до смотровой площадки, Герман
остановился, но не для того, чтобы дать ноге отдохнуть, а, как обычно,
полюбоваться видом. В этой части мыс нависал над морем, небольшой пляж, который
так любили туристы в сезон, становился невидим, и поэтому легко можно было
вообразить себя на носу гигантского лайнера. Герман не раз наблюдал, как люди,
подойдя к перилам, огораживающим край площадки, раскидывали в стороны руки,
словно в культовой сцене «Титаника». В такие моменты он невольно усмехался и
обещал себе как‑нибудь закачать на телефон саундтрэк из фильма, чтобы затем над
кем‑нибудь подшутить. Вид морской глади, сливающейся вдали с небом, обычно
наполнял его умиротворением, но в этот вечер ни шорох плещущихся у каменного
пьедестала волн, ни червонно‑золотой диск солнца, краем уже окунувшийся в
темные воды, ни зефирные облака не вызвали в душе покоя. Герман оббил о край
перил налипшую на кончик трости грязь и продолжил путь.
Захар словно почувствовал приближение гостя и,
покинув свой «капитанский мостик» – маячную комнату, вышел навстречу. Герман с облегчением вздохнул:
можно будет переговорить снаружи и избежать подъема по винтовой лесенке. Он
махнул зажатым в свободной руке пакетом, приветствуя пожилого мужчину. На фоне
каменной громады маяка смотритель казался игрушечной фигуркой.
– Ну, здравствуй, здравствуй, – заулыбался в седые усы Захар и раскинул руки, желая обнять гостя.
– Ты будто знал, что я приеду.
– Ну а как иначе?
Они крепко обнялись, и Герман, как случалось
всегда, на короткий момент ощутил желанный покой. Когда старик разжал руки и
отступил на шаг, Герман протянул хозяину маяка пакет с гостинцами – шоколадными
конфетами, чаем, пряниками и коробкой с зефиром. Захар очень любил сладкое.
– Балуешь меня, – проворчал, не скрывая довольства, смотритель. – Идем? Чайник
поставлю.
– Может, здесь поговорим?
– Торопишься? Или…
– Или, – усмехнулся Герман. – Не пытай уж подъемом. Хотя бы сегодня.
– В маяке изначально лифт задумывался, но что‑то не сложилось, – пробормотал, словно
оправдываясь, старик. – Ну, пойдем тогда в нашу говорильню.
«Говорильней» Захар называл небольшое бетонное
строение за маяком без окон и проемом без двери, предназначенное для каких‑то
хозяйственных нужд. Смотритель как‑то принес туда пару старых стульев и
журнальный столик, на который водрузил керосиновую лампу. И безликое
кубоподобное сооружение превратилось в своеобразную беседку.