Я пояснил:
– К двадцатилетию со дня той трагедии написал.
Маврин кивнул.
– Я так и понял… Страшная история, но удивительно правдивая… Как и все, что ты создаешь. Объемная статья… И странно, что опубликовали.
– Наполовину сократили, – сказал я.
– Жаль, но… Все равно звучит убийственно. Да… Кто-то мне говорил, что литературными текстами начал баловаться.
– Есть, Гриш, и такой грех на моей совести.
– Всё скромничаешь, дружище? Насколько мне известно, кое-что даже публикуешь…
– В Интернете, – спешно уточнил я.
– Не скажи, не скажи… Случайно мне попал на глаза недавно сборник рассказов, изданный в Москве, и на открытии твоя вещичка. По нынешним временам – факт, говорящий о многом.
– Случается, что и вытягиваю счастливый билетик… – приняв мяч, я тотчас же постарался вернуть его на половину поля партнера. – А ты, Гриш?..
– Завязал… Туго завязал… Навсегда…
– Напрасно. Заживо хоронить способности – не стоит.
– Увы! Мой творческий костерок потух и угольки, покрывшись пеплом, давно остыли.
– А мог бы еще поддать жару, взбудоражить заиленное нынешнее болотце, затянутое сверху гнилой вязкостной серо-зеленой пленкой.
– Наверное, мог, но не хочу.
– Жаль… Обидно… Такой талант на глазах гибнет.
– А вот тут ты, – Григорий Ильич расхохотался, – явно сморозил нечто, не имеющее никакого отношения ко мне.
Я посмотрел на Григория и, выразив на лице недоумение, пожал плечами.
– А что смешного нашел в моих словах?
– Не смеши, коллега, и смеяться тогда не буду. Где ты откопал «талант»? Покажи и я с удовольствием полюбуюсь. Самому интересно посмотреть на этакую диковинку. Столько лет прожил и не подозревал…
– Извини, Гриш, но ты лжешь… Даже самому себе.
– А смысл?
– И сам не вижу смысла, но факт… Равных тебе не было. Я, Гриш, если честно, завидовал.
– Чему?! Тому, как, вонзив клыки, рвали на куски и те, кто сверху: и те, кто снизу; и те, что слева; и те, что справа? И это, скажешь, предмет для зависти?
– Не спорю: жрали (извини за это слово), точнее – пробовали сожрать, но, не сумев ничего с тобой сделать, подавились.
– Ну да…
– Прошли годы. Ты сидишь передо мной и хохочешь каждые пять минут – живёхонек ведь.
– Слава Богу…
– А их, твоих пожирателей, давно уж нет и память о них стерлась. Пусть земля им будет пухом, – я взял рюмку, – и за это не грех выпить.
Опорожнив, Маврин далеко отставил от себя рюмку.