– То-то –
что о душе, а не о харчах и выпивке! Я ведь смотрел, что
там, в корзинке вашей осталось: скорлупа яичная, кости от вареной
курицы, кринка из-под сметаны. Да еще и бутыль из-под первача!
Кому, спрашивается, вы пир устраивали?
– Поди, ты
и сам не знаешь – кому! Им, проклятущим! И твоя бабка,
царство ей небесное, угощение для них в баньке оставляла. И многие
другие сельчане – тоже. Ведь с тех пор, как церковь наша сгорела,
житья от них не стало!
Рассказы о
навях – живых мертвецах – Лукин слышал с самого детства.
Но никогда в них не верил. Да и не возникало еще случаев, чтобы
этим существам приписывалось убийство, совершенное группой лиц по
предварительному сговору! По крайней мере, не возникало до
сегодняшнего утра, когда к нему домой, не дав отоспаться в
воскресный день, нагрянули старики Варваркины, а с ними – еще чуть
ли не пол-Макошина. И объявили, что в их бане лежат три трупа, кожа
с которых исчезла, будто её никогда и не было.
Обезображенные тела строителей находились теперь в
подвале, что имелся под полом отделения милиции, а Варваркиных
участковый запер в кладовке, заменявшей камеру предварительного
заключения. Допросить престарелых супругов он решил по отдельности,
и первой пригласил для разговора бабку Дуню. А старуха вздумала
нести всю эту чушь…
Вздохнув,
Лукин препроводил Евдокию Федоровну обратно в кладовку и вывел
оттуда её мужа – сутулого, широкого в кости старика, с всё еще
яркими черными глазами и с волосами мучнистой белизны. После чего
битый час выслушивал тот же самый бред уже от него – пока не
спровадил и Степана Пантелеймоновича обратно в КПЗ.
Было от
чего прийти в отчаяние! Семён не считал себя человеком тщеславным,
однако в глубине души рассчитывал, что к завтрашнему дню, когда в
Макошино прибудет следственная бригада из райцентра (куда
телеграфировали обо всём случившемся), у него будут уже наготове
имена главных подозреваемых. А старики Варваркины уж никак не
тянули на преступников, способных содрать кожу с троих здоровенных
мужиков и перемолоть им все кости.
Участковый
со вздохом достал из ящика письменного стола бланки протоколов
допроса, но что в них заносить – понятия не имел.
–
Русский, немец и поляк танцевали краковяк, – с мрачным
выражением пробормотал он.
В этот
момент дверь отделения милиции распахнулась, и в кабинет Лукина
ввалился бригадир строительной бригады, звавшийся Тихоном Тихоновым
– будто в насмешку над его трубным голосом.