Почти. И в этом, по мнению Валентина Сергеевича, состояла
главная уязвимость Николая Скрябина. Самонадеянный, как нередко
бывает с очень умными людьми, он этого почти не считал
нужным принимать в расчет.
2
А сам
Николай Скрябин, старший лейтенант госбезопасности, чувствовал себя
в тот день измотанным, как никогда за все двадцать два года своей
отнюдь не безмятежной жизни. В груди он ощущал одновременно и
пустоту, и тяжесть, а все его мышцы словно бы стали деревянными. И
причиной этому являлась потеря той малости, о которой он прежде
даже и не задумывался! Всякий, кто заглянул бы сейчас в приемную
руководителя «Ярополка» – просторную, с панелями из мореного дуба
на стенах, – подумал бы, что дожидающийся аудиенции посетитель
дремлет. Хоть глаза его – светло-зеленые, как китайский нефрит, с
иссиня-черными крапинками вокруг зрачков, – оставались
открытыми.
Секретарь,
сидевший за столом в углу, скрипел перьевой ручкой; от начищенного
паркета исходил густой запах восковой мастики; а за окнами всё
отчетливее погромыхивал гром: надвигалась гроза, и темно-синие тучи
затянули полнеба. Однако Николай ничего этого не замечал. Он
размышлял о человеке, с которым ему нужно было увидеться сегодня: о
Валентине Сергеевиче Смышляеве, который официально – умер в октябре
1936 года, и теперь был известен очень узкому кругу лиц под
псевдонимом Резонов. До того, как его
рекрутировали, этот человек успел побывать и московским
студентом-правоведом, и актером, и режиссером, и участников кружка
«новых тамплиеров», и даже – близким приятелем почти крамольного
писателя Михаила Булгакова, с которым он родился в один год:
1891.
С
творчеством Михаила Афанасьевича сам Николай познакомился задолго
до того, как узнал о проекте «Ярополк»: еще когда учился в школе.
Его бабушка Вероника Александровна – тетка его матери – как-то
принесла в дом два затрепанных номера альманаха «Недра» за 1924 и
1925 годы. И в них Коля прочел произведения неизвестного ему тогда
литератора Булгакова: «Дьяволиада» и «Роковые яйца», каким-то чудом
прошедшие цензуру.
А вот книга
самого Валентина Сергеевича – всего лишь труд по истории театра и
актерскому мастерству – в 1936 году цензуру не прошла. И Николай
подозревал: между этим событием и мнимой смертью автора
существовала прямая связь. Как наверняка существовала она между
появлением Смышляева на Лубянке и его знакомством с Александром
Васильевичем Барченко – легендарным оккультистом, который вступил в
«Ярополк» еще в начале 20-х годов. И