Меня тоже попытались забрать, но «директриса» отвоевала тело у
медиков и вернула в дом, сразу как услышала «это не моя кровь».
Хотя, поначалу, она тоже пыталась запихать меня вместе с
парамедиками в красно-белую скорую. Кажется, мне что-то совали
подписать. Наверное, отказ от госпитализации, точно не вспомню, что
подписывал.
Стоило только вползти в холл, как Робинсон развела бурную
деятельность: нашла мне какую-то одежду, умыла, как маленького над
раковиной полотенцем, накормила и уложила спать моё трясущееся от
пережитого тельце на продавленный диван в подсобке. Трясло меня не
от ужаса, а от нехватки этой энергии, которая помогла исцелить
девушку. После супергероев свои способности воспринимались уже, как
нечто само собой разумеющееся. Есть и есть. Видимо сказывалось
военное прошлое, но не этого голубоволосого дрыщеватого
недоразумения, а меня настоящего. Того, чьё имя я никак не могу
вспомнить.
Отставив бесполезные попытки вспомнить свои Ф.И.О. я задумался о
том, что попал в Марвел. Мир бесконечных катастроф и песцов всему
живому в пределах и за ними этой Вселенной.
— Я какой-то левый персонаж, я умею лечить наложением рук. И я
по прежнему не знаю ничего о новом себе. Чокнутый мир… чокнутый я…
— пробормотал, проваливаясь в тяжёлый сон навеянный растворённым в
ромашковом чае снотворным.
Во сне я был мелким пацанёнком лет семи. За мной кто-то вечно
гонялся с высоким ростом, растрёпанной голубой косой, тяжелой узкой
рукой и гадким голосом умеющим разговаривать только визгом или
сладкой патокой, но никогда нормально. От этих тощих рук у меня
должны были оставаться следы на теле, от каждого узловатого пальца.
Но любые синяки, любые царапины исчезали на мне за считанные
мгновенья. Меня не били, нет, но всегда указывали место, если я
пытался показывать характер. Из меня лепили раба и это почти у них
получилось.
Поймав, всегда приводили в большой шатёр с рядами складных белых
стульчиков и упаковывали в колючую коричневую рясу с глубоким
капюшоном и грубой пеньковой веревкой на поясе. Затем всегда
приходили люди… много людей. Всегда больные и с фанатичным блеском
в глазах. Они с радостью верили в ту чушь, что говорила тощая
женщина и кидали деньги в холщовый мешок закреплённый на длинный
шест, так похожий на большой сачок. А затем людей подводили ко мне
и я исправлял одни болезни на другие. Исцелял рак, но наделял
слепотой, проявлявшейся не сразу, лечил калек, давая им возможность
ходить, но вызывал серьёзные хронические болезни. Лечил и
калечил.