- Ну уж. - натянуто улыбнулся Пушкин.
- Я не шучу, Александр. - тихо, с какой-то тоской посмотрел ему
в глаза Бутенёв. - Всё может случится. Как минимум унизительная
процедура извинений. Да, я понимаю, что государь император
напутствовал вас указаниями не допустить урона чести, само собой.
Но император далеко, а султан близко. И всё может пойти не совсем
добровольно. Наверняка - на глазах иностранных представителей.
Наверняка - под одобрение и радость большей части из них.
- Да ведь это война! - воскликнул Пушкин.
- Война. Ах, вы не до конца осознаете логику турок. Пусть война,
считают они. Пусть мы её проиграем. А может и не проиграем, если
будет на то воля Аллаха! Зато факт извинений в гмм... особом виде
со стороны такой страны как Россия - такое на века, в их
представлении.
- Но когда государь победит, то им тоже придётся "извиняться
особым образом".
- Верно, граф. Потому, я надеюсь, что все пройдёт более-менее
хорошо. Но принцип "око за око" никто не отменял. Совершенно
случайно вас может убить разъяренная толпа под влиянием мулл.
Отсюда вывод - пока вам лучше пожить здесь. Тесновато, но
безопаснее. Относительно.
Степан восхитился, поняв, что посол сознательно подвергает свою
собственную жизнь опасности, мнимой или реальной, не так важно, для
того только, чтобы уменьшить опасность грозящую по его мнению
им.
- Все-таки вы перебарщиваете, Апполинарий Петрович, - задумчиво
сказал Безобразов, - никому из европейцев не на руку что-то
выходящее за рамки пристойности. Сегодня нас, завтра их. Разве
нет?
- Надеюсь, Пётр Романович, надеюсь. Но не далее как третьего дня
голландского посланника перед султаном скрутили лбом до ковра. И
ничего. Никто не возразил. И я промолчал. Что такое Голландия,
верно?
- Делай что должно и будь что будет, как говорили древние. -
Безобразов изобразил рукою как рубит воздух. - Мы представители
государя императора и никому не позволим над собой насмехаться.
Даже его сиятельство.
Степан мысленно закатил глаза.
В которой английский посол выражает одно мнение, а его секретарь
другое.
Глава Английского посольства, достопочтенный виконт лорд
Понсонби, был образцовым джентльменом. Всю свою жизнь он занимался
только тем, что его интересовало. В круг этих избранных занятий
входили рисование, политика, охота, женщины и вист. Во всех
указанных направлениях виконту сопутствовал успех, чем собственно и
подтверждалась безукоризненная образцовость. Люди знакомые с
течением жизни британской аристократии поверхностно, могли бы
вообразить будто сей джентльмен был главным образом политиком, но
сам он крайне удивился бы подобной характеристике. В своём
собственном понимании, лорд Понсонби политиком не был.