Позволив огляделся, визирь повёл нас далее, и в следующей
комнате, расписанной фресками и покрытой тонкими шалями, на
небольшом троне сидел, поджав ноги, владыка правоверных, обеими
руками опираясь на саблю. За поясом у него был кинжал, украшенный
бриллиантами, на плечах шуба из меха русской чернобурой лисицы,
невероятного вида чалма, из которой торчало перо с целой гроздью
бриллиантов. Чернокожий невольник с опахалом стоял за владыкой не
для красоты, стараясь трудом своим уменьшить воздействие шубы на
повелителя, поскольку было жарко. В помещении находилось не менее
полусотни человек.
Султан сидел, но стало видно, что он весьма велик ростом. Черты
лица у падишаха грубые, жестокие.
Визирь самолично представил нас. Султан не сделал ни малейшего
движения, как будто перед ним никого не было.
Со всей доступной мне невозмутимостью, я зачитал послание
государя. Толмач переводил сразу, не дожидаясь окончаний фраз.
Выслушав перевод, султан поднялся на ноги и вдруг резко выхватив
саблю, взмахнул ею. Движение вышло замечательно быстрым, и я,
конечно, не смог бы ничего поделать, не останови падишах оружие в
миллиметре от моей шеи. Резко что-то сказав, повелитель вышел.
Мы удивлённо переглянулись, но тут визирь распахнул руки и
объявил, что падишах нас прощает. Нас - это Россию, следует
понимать.
Важно заметить, что всё это представление произошло на глазах
представителей Великобритании, Франции, Австрии, Испании и Рима, по
выражению лиц которых нельзя было прочесть решительно ничего.
Визирь провел нас до первого из дворов (все европейские
дипломаты и часть османских чиновников следовала за нами), где
прошла церемония ответных даров.
Нам было вручено:
1. Красивая сабля.
2. Богато украшенный кинжал.
3. Изящная табакерка.
4. Отличное охотничье ружьё с двумя стволами.
5. Пара превосходных дуэльных пистолетов.
6. Подзорная труба в футляре украшенном драгоценностями.
7. Шкатулка, при открытии издающая мелодию гимна нашего
Отечества.
8. Золотые часы на цепочке из платины для повседневного
ношения.
9. Великолепный скакун в дорогом убранстве.
Радуясь, что всё прошло столь легко и просто, особенно если
припомнить опасения развившиеся до чрезмерных пределов, мы
возвратились в обитель добрейшего посла, который единственный из
всех смог сохранить совершенное беспристрастие на лице.