— И не зря, — решительно проговорил
Тагас.
— Что?.. что ты имеешь в виду? —
разволновалась ещё больше халин.
— Я принял решение. После набега на
северян, я вызову отца на джатри.
— Что? поединок власти? — прошептала
испуганная до смерти женщина, нервно оглядываясь по сторонам, чтобы
не приведи Тренги, никто не расслышал тех ужасных слов.
— Да, именно так.
— Но ты не сможешь просто так вызвать
отца. У тебя нет такой власти.
— Об этом я позаботился раньше.
Гаруса Стройного и Мураху Свирепого уже целый год окружают верные
мне люди. Когда придёт время, с ними произойдёт несчастный случай и
их орды станут моими. С такой силой отцу придётся считаться. Он не
сможет проигнорировать вызов.
— Но сначала тебе придётся победить
десять его лучших воинов. Ты ведь знаешь, что тот бой честным не
будет.
— Я лучший воин, об этом не
переживай.
— Сынок, но почему ты мне
рассказываешь об этом только сейчас?
— А ты бы дала своё
благословение?
Халин не ответила, многозначительно
промолчав.
— Вот и я так подумал.
— А как же Хагмас?.. что будет с моим
первенцем, если ты преуспеешь?
Голос халин слегка дрогнул, а в
глазах заблестели слёзы. Больше всего на свете она любила своих
сыновей. Больше всего на свете она боялась войны за власть между
ними.
Тагас нежно прикоснулся ладонью к
материнской щеке, провёл рукой по густым волосам и поспешил
успокоить волнения женщины:
— Мама, не переживай. Ты ведь знаешь
Хагмаса – он слаб и безволен. Кроме прелестей Мейлы Хагмас ничего
не желает. Он не встанет у меня на пути, потому ему ничего не
грозит.
— Сынок, ты затеял очень опасную
игру. Я буду молить Тренги и всех духов, чтобы они тебя
образумили.
— Я не верю в Тренги, потому его
помощь мне не нужна. В войне с Керрией я покрою имя славой, что
поможет мне сесть в Золотое Седло[24]. Я истинный дож-кхалир[25].
Это я приведу наш народ к небывалому доселе величию. Следующей
весной наша жизнь переменится.
***
Моросил мелкий дождь. Солома на
покатых крышах промокла, наводнила пустые улицы спящего города
затхлым душком подгулявшего сена. Каменные стены домов казались ещё
темнее, свечи в окнах давно погасли, а скользкие лужи чавкали под
ногами. Телеги с навозом должны ходить только завтра, а сегодня
убирать брусчатку от коровьих лепёшек было некому, да и конюшня
стояла на холме, подмытые нечистоты неслись от неё ручейками,
стекали по склону и собирались мутными озерцами посреди улицы.
Едкая жижа размокла, укрывая мостовую смрадным покрывалом.