- Пойдемте прогуляемся, что ли? – предложил Желтоглазый.
Деревня как вымерла. Детвора не бегала по улице, никто не играл в разбойников или гусар… Взрослые, которых не продали, сейчас в поле работают. Только на берегу стоял старик в белой рясе, да с толстой книгой в руках. Громко читал молитвы Богам перед парнем и девушкой лет 14-15. По пояс в воде, одетые в самое чистое что есть у крестьянина, они держались за руки. В конце чтения, местный священник сложил книгу и взял деревянную чашу. Старец сошел в воду, опуская в нее веничек из гибких веток и брызгая в молодоженов. Дойдя до пары, он зачерпнул в сосуд воды и отдал им. Далее священник достал крупный старый нож.
- Возьмешь ли ты, Варифен, клятву перед Почившими Богами и предками за жену свою? Разделишь ли ты душу ее и любовь кровью от начала рода своего до скончания дней детей своих? – говорил старец.
- Да, именем отца и матери своих! – ответил парень и протянул ладонь.
Старик немного порезал руку парня. Капли синей крови стекли в чашу, разбившись в ней туманной дымкой.
- Отринешь ли ты, Силена, отца и мать, дедов и предков своих? Перейдешь ли в род мужа своего и оставишь ли детей его с хлебом в поле и мечом в брани? Одаришь ли избранника любви заботой во всякой горести и муках?
Девушка молча склонила голову и вытянула руку. Точно так же священник надрезал ей ладонь, добавив и красноты ее крови в чашу.
- От имени Почивших Богов благословляю вас на жизнь в соитии мужского и женского, на любовь к детям своим и на быт в доме нашем! Испейте благости Богов и кровью закрепите, ибо отныне кровь одна на мужа и жену!
Молодожены поочередно испили из чаши, а священник затем продолжил чтение молитв, прикладывая руку то ко лбу девушки, то к макушке парня.
Желтоглазый с друзьями не стал дальше задерживаться, двинули по берегу к полю. Сыщик с Кирпичом как-то воодушевились, словно радуясь за молодоженов. Седой же с Новенькой чувствовали себя не в своей тарелке.
- Если приедет Проверяющий и узнает, всей деревне плохо будет… - напомнил друзьям Седой. – Такое уже было… Молодоженов высекли, а на глав клана наложили штраф.
Вдруг Златовласка замерла, её глаза смотрели и на Седого, и как бы сквозь него; стали словно бы кукольными. В таком состоянии она прочла отрывок из какого-то стиха возвышенной и в тоже время пугающей интонацией: