– Ничего. Я почему-то очень плохо руки чувствую, вот и решила
развивать мелкую моторику. Силовой-то гимнастикой мне еще
заниматься рановато, так хоть так, что зря время терять?
Иван Михайлович, услышав такое, как-то неопределенно хмыкнул – и
вопрос с бумагой решился. А вот с тем, что на этой бумаге
писалось…
В процессе изучения различных «вспомогательных дисциплин» – в
частности, древних языков – Шэд удивилась обилию странных
алфавитов, и на ее вопрос Решатель сообщил, что лет через двести
после того, как люди окончательно покинули Проклятые континенты,
выяснилось, что почти тридцать процентов людей не в состоянии такие
буквы распознать. Генетически не в состоянии, а вот уголковое
письмо, разработанное какими-то учеными в попытках обучить
письменному языку обезьян, они выучить могли – и вскоре в Системе
других алфавитов не осталось. Так что ее записки выглядели как
набор странных геометрических фигурок, никому особо не интересный.
Ну, рисует девочка треугольнички с квадратиками, мелкую моторику
нарабатывает – так и пусть рисует, чернил не жалко…
«Оптимальная восстановительная диета» Таню довольно быстро
поставила на ноги. То есть спустя десять дней пребывания в
госпитале она уже могла самостоятельно вставать и ходить по
коридору. Правда, на лестницу она выходить еще не рисковала, но и
на втором этаже было много интересного и познавательного. Раненые
бойцы ей много рассказывали о современной жизни, медсестры, которые
уже все знали, что у девочки «память пропала», с удовольствием
учили ее существующим правилам – и Таня потихоньку вживалась в быт
воюющей страны. И чем больше она в него вживалось, тем больше у нее
возникало вопросов – вопросов, на которые, вероятно, смог бы
ответить Дракон, но ведь от него ответ получить уже невозможно. Так
что ответы Таня пыталась найти самостоятельно – но пока получалось
не очень.
Зато совершенно внезапно отношение окружающих к ней кардинальным
образом поменялось: если раньше к ней относились как к «несчастной
девочке», то теперь на нее смотрели как на «непонятное, но очень
интересное существо». Причем все практически случайно вышло…
Палата, в которой жила девочка, от второй операционной
отделялась дверью. Простой дверью с большим застекленным проемом.
Это своеобразное «окно» никому особо не мешало – и Таня тоже на
него внимания не обращала, так как за две недели в этой
операционной никаких операций не делали. А семнадцатого марта,
после того, как в Ковров пришел очередной санитарный поезд,
операции сразу в трех операционных шли без перерыва уже вторые
сутки – и девочка через это окно вдруг заметила, что стоящий у
стола хирург – тот самый Байрамали Эльшанович – внезапно рухнул на
пол. Вообще-то девочке, к тому же с трудом передвигающейся
самостоятельно, до этого не должно быть никакого дела – но
врач-регенератор вскочил, в два прыжка преодолел расстояние между
помещениями, и «сделал то, что положено в таких случаях».