Андрей открыл глаза и понял, что всё-таки уснул.
Смартбрасер сообщил, что прошло около шести часов. Красный огонёк
так и не появился, Финн остался на своём месте, зато
над горизонтом уже висел маленький тусклый диск Проциона, заливая
вересковую равнину утренним светом.
Начинался длинный день Клэр.
Никто не потревожил сон незваного гостя,
да и некому было это делать. Андрей наскоро перекусил
и выпил воды, стараясь делать глотки поменьше. У него
оставалось меньше литра, и за всё путешествие
не встретилось ни ручейка, ни лужи. Но ведь
откуда-то получает же воду чёртов вереск? Должны быть тут
и дожди. На Фрейе в Мёртвом поясе их почти
не бывает, ну так там и не растёт ничего.
И там жарко, как в печке, а тут прохладно. Только
облаков не видно. Небо ясное, ни пятнышка.
Он не помнил, проплывали ли вверху хоть какие-то
намёки на облака и решил теперь следить за этим.
В следующие двенадцать часов облака не появились.
Пилот упрямо шагал дальше. Сколько он прошёл за эти
два дня — дня по его внутренним часам,
но не по часам Клэр? Десять километров, двадцать,
тридцать? Об этом он не думал, только поглядывал
иногда на горизонт. Горы стали больше, превратившись
в сплошную скалистую цепь, уклон земли стал гораздо более
явным. Андрей будто поднимался на бесконечный, очень пологий
холм. Всё-таки кратер, понял он, и ноги сами подкосились,
призывая сесть и отдохнуть.
Он опустился на вересковый ковёр. Сейчас эти цветы
почему-то напоминали ему о море: куда ни глянь, всюду
одна и та же фиолетовая бесконечность,
и если бы не висящая в небе громадина Финна,
он легко бы заблудился. Тёмный серп давно уже перешёл
далеко за половину диска планеты, и теперь полоска
освещённой части постепенно уменьшалась, предвещая новолуние. Или
как это называть здесь? Пускай будет новолуние, решил пилот,
заложив руки за голову и глядя на Финна. А Финн
глядел на него.
В космосе, конечно, он выглядел куда красивее, но и здесь
впечатлял. Гигантский голубоватый диск с едва заметными тёмными и
светлыми полосами, покрытый завихрениями облаков — таким зрелищем
можно было любоваться бесконечно. За двенадцать лет космических
путешествий Андрей так и не привык к этому, и каждый раз вид новой
планеты будоражил кровь. Оно всегда было чем-то необъяснимым,
наверное, тем самым, ради чего он вообще раз за разом летал в
космос, где на миллиарды километров вокруг нет ничего, кроме
безжизненного пространства: увидеть в этой мрачной чёрной пустыне
островок света. Вид расстилающейся в иллюминаторах планеты всегда
внушал ему некое щемящее чувство, помесь страха и восхищения,
аналога которому Андрей подобрать не мог.